Волхвы у корья сильны, могут и лихоманку наслать, и ледяным дыханием заморозить. Для волховства берут грибы, дурные травы, варят в котлах, пьют сами, и воям своим пить дают, от того вои страх теряют и нагие, с медными дубинами, напролом прут и в ратной ярости ни своих, ни чужих не разбирают.
Но это редко, когда на корью гремы или влоты, их северные соседи, нападают. Сами корья тоже в набеги ходят, но тут действуют иначе. В ходу у них костяные жала, остроги, с которыми рыбу промышляют. Мажут корья остроги вредными ядами, и у каждого яда своя сила. Одни дух из человека напрочь вышибают, и лежит такой человек ни жив, ни мертв, и может так лежать вечно.
Другие разума лишают, память мутят, род-племя свое забыть заставляют, с таким человеком что хочешь, сделать можно. Скажешь ему слово – и он пойдет за тобой, ровно козел на веревочке…
А третьи, самые страшные, движения человека лишают. Не навсегда, на время. А за это время корья успевают повязать человека, в полон уволочь и на себя работать заставить. И не человек получается уже это, а раб!
– Как-так – раб?! – удивился Луня: – Не уж-то кто-то на чужбине, у поганых корья рабом живет? Сбежать можно, жизни себя лишить… В полоне негоже жить!
Шык только покачал головой в ответ на пылкие слова своего юного спутника:
– По своей воле никто рабом стать не захочет, однако есть народы, что жизнь пуще чести любят. Им главное – жить, землю топтать, воздухом дышать, а раб или не раб, не так уж важно…
– Не-ет, если волей твоей поганые корья владеют, такая жизнь никому не нужна! – упрямо сказал Луня, сверкнув глазами: – Это виданно – в полоне жить! На что уж гремы – злыдни, но даже они себе горло режут, чтобы в полон не попасть, а уж остальным-то…
– Я же говорил тебе про яды! – прервал Луню вохв: – Тех же гремов у корьи в рабах не мало, и роды есть, и чуди, и много всяких народов, что по Великому Ходу странствуют, по торговым делам или своим разным надобностям. Да что корья – на востоке во всякой стране рабы есть, и у аров, и в стране Ом, и в стране Ор-х-гван, у джавов… Мир велик и хитро устроен, Луня, не нам его переиначивать, на все воля Рода, Яра, Влеса и других богов есть…
Луня в ответ промолчал, сердито сопя, но от своего в душе не отступил – если уж его в полон брать будут, вот он, цогский кинжал, не подведет, мигом ярмовую вену на шее рассечь можно, а там уж яды – не яды, поздно будет, душа улетит, и Род даст, куда нужно попадет. Нет для человека худшего позора, чем полон, и в этом Луня был согласен с ненавистными гремами.
Поворот появился неждано, уже под вечер. Вдали сплошной стеной щетинились леса, словно там залегло стадо кабанов, выставив покатые спины, за ними голубел приблизившийся Ледяной хребет, а дорога начала забирать к востоку, чтобы потом, возле неприметной горушки, вдруг резко свернуть вправо, строго на восход, и скрыться в перелесках.
– Луня, лук достань! – скомандовал Шык, разом посуровевший.
Волхв