Нельзя сбрасывать со счетов и простое любопытство ученого относительно направления и возможных результатов грандиозного политического эксперимента, который осуществляли большевики в стране, которая, как он считал, была отягощена грузом самодержавного правления, послевоенной разрухой и другими тяжелейшими обстоятельствами26. Но не только этим определялась его некоторая терпимость к советскому режиму в первой половине 1920-х годов. Присутствовала, быть может, и наивная вера в то, что в долгосрочной перспективе возможно сближение социализма и западной демократии. В многочисленных статьях и письмах начала 1920-х годов, в том числе и в связи с Генуэзской конференцией 1922 г., говоря о возможности и важности экономического сотрудничества с Советской Россией, Кейнс прямо указывал на то, что такое сотрудничество гораздо перспективнее, чем непримиримая конфронтация, что оно откроет возможности не только выгодного для Запада (прежде всего для Англии) экономического сотрудничества (конечно же, речь идет прежде всего о доступе к дешевым ресурсам), но и для тихой экономической экспансии Запада, способной изнутри ослабить большевизм27.
Конечно, наблюдения во время визитов в Советскую Россию (1925, 1928 и 1936 гг.) и анализ ряда публикаций, например, книги Л. Троцкого «Куда идет Англия?»28, а также сведений, поступающих из России в 1930-е годы, свели на нет надежды на подобное сближение и на «смягчение» советского режима. Его критика советского режима стала чрезвычайно резкой. Например, в статье «Национальная самодостаточность» он прямо пишет, что Сталин устранил любые проявления свободной мысли, создал ситуацию, когда «живая мысль умирает, а мозги деревенеют», когда «человеческий голос заглушают истошные крики», а блеяние пропаганды приводит в оцепенение даже птиц и животных»29. Постепенно интерес к советским делам у Кейнса угас. Великая депрессия не смягчила его отношения к социалистическому эксперименту и по понятным причинам еще больше отвлекла его внимание от происходящего в России.
Судьба работ Кейнса в Советской России не была безоблачной, хотя начало было весьма обещающим. Начало российской «кейнсиане» было положено В.И. Лениным, положительно высказавшегося в адрес ученого. Ленин, разумеется, нисколько не заблуждался относительно политических пристрастий Кейнса, писал о нем как об истинном буржуа,