– Да, коренной москвич, жил неподалеку, на Пречистенке. – Штромм почему-то хохотнул. – Но это было очень давно. Теперь я гражданин Евросоюза. Живу то в Польше, то в Германии. Собственно, везде живу.
И снова Александру задел его металлический, неискренний смех. «Он что-то скрывает! – думала женщина, следя за тем, как вернувшийся из кафе официант ловко сервирует перед ними завтрак, деликатно, чуть слышно постукивая посудой. – И кажется… нервничает больше, чем я!»
– Да что же мы смотрим на это великолепие, давайте есть! – воскликнул Штромм и взял вилку и нож. – Где я только ни бывал, где ни ел, а все-таки в Москве мне кажется вкуснее всего. Знаете, где родился, там и сгодился.
После этих слов он замолчал и казался целиком поглощенным едой. Александра ела медленно, без особой охоты, хотя была голодна. Дома еды не было, старенький холодильник давно сломался, она питалась всухомятку и от случая к случаю, на ходу. Перспектива вскоре потерять мастерскую, которая была для нее и домом, ввергла художницу в апатию. Она ощущала себя улиткой, лишенной раковины.
– Да! – внезапно громко воскликнул Штромм, и Александра вздрогнула, уронив вилку. – Что касается нашего дела. Я ведь вам ничего не сказал. Дело щекотливое, признаюсь. Пожалуй, даже дело чести.
Александра молча смотрела на него, ожидая продолжения. Штромм размазал вилкой джем по краю тарелки и резко отодвинул ее, словно решившись на что-то.
– Итак, на днях состоится маленький аукцион, – продолжал он. – Янтарь, копалы, люцит, бакелит. Распродается коллекция моего покойного друга. Продает его дочь. У нее сейчас стесненные обстоятельства. Да, собственно… – Штромм сделал паузу. – У Ольги всегда такие обстоятельства. Она не умеет обращаться с деньгами. Это взрослый ребенок.
– Что же требуется от меня? – осведомилась Александра.
– В данный момент – терпение, – шутливым тоном заметил мужчина. – Я пытаюсь донести до вас суть проблемы.
Александра, почувствовав неловкость, замолчала. Перед ней сидел клиент, на данный момент – единственный на горизонте. Экономический кризис не пощадил среду коллекционеров. Продавалась или самая ходовая дешевка, на которой нельзя было заработать, или редкости, которые в самом деле были уникальны, цена на них никогда не падала. Средний слой товара почти не двигался, а именно он кормил перекупщиков вроде Александры. Желающие отреставрировать картину тоже встречались не часто. Эдгар Штромм, кем бы он ни был, казался настоящим подарком судьбы.
– Вам доводилось иметь дело с коллекционерами янтаря и старых пластиков? – спросил Штромм, убедившись, что его внимательно слушают. – Вы говорили, что не знакомы с этой средой.
Александра отрицательно покачала головой.
– Это совершенно особенные люди, – Штромм улыбался, но его маленькие голубые глаза были холодны. – Они живут в замкнутом мире. В своей Янтарной комнате,