– Я бы ждала тебя, да сердце ждать не может. Всякий день без тебя будет мне бесконечен, словно три осени сряду.
Схватил Чжу ее за руку:
– И мое сердце замрет в разлуке с тобой! Согласна ли ты называться моей женой?
Тронула Фей сухую ветку – та задымилась.
– Смотри – если дымок поднимется ввысь, ты пойдешь один, а я вернусь в небесные покои. Если расстелется дым по земле, и я расстелю судьбу свою тебе под ноги.
Затаил дыхание Чжу, затаила дыхание Фей. Задрожал дымок и прильнул к земле…
Наши дни, Франция
Когда утром Алёна встала на пробежку и прокралась в ванную умываться (за хлипкой скрипучей дверью чутко спала Танечка), то чуть не зарыдала, глядя на себя в зеркало. Опухоль-то сп'ала (благодаря все тому же «Спасателю»), но вокруг одного глаза интенсивно сияло то, что французы называют очень деликатно – un bleu: синий, голубой. И оно было как раз того цвета, как Алёнина рубашка из марлевки, надетая маскировки царапин для. На «Голубых танцовщиц» Дега наша героиня, конечно, не тянула, но все же bleu тон'а активно преобладали в ее облике.
Конечно, если надеть самые широкие очки, прилегающие к лицу, пресловутого un bleu видно не будет. На улице, правда, довольно пасмурно, в очках Алёна будет выглядеть довольно странно… Да и ладно, может, солнце еще выйдет. А кроме того, в глазах трудолюбивых и милых, но довольно ортодоксальных бургундцев-мулянцев она со своими пробежками и так выглядит немножко la folle – сумасшедшей.
Что ж, каждому свое: кому пшеницу сажать-убирать, кому детективчики писать и по бургундским дорогам бегать…
– Ты уверена, что мы можем поехать в бассейн? – не без робости спросила Марина, когда после завтрака начали собирать вещи.
Морис поглядывал на гостью с нескрываемой жалостью. И ворчал, мол, даже он знает, что при ударе нужно немедленно прикладывать лед, тогда синяка может не быть… а вы обе такие безответственные… и вот – пожалуйста…
– Конечно поедем! – лихо ответила Алёна, которая, при всей своей безусловной безответственности, была человеком очень ответственным, а потому не могла допустить, чтобы любимые ею люди, можно сказать, ее семья, лишились такого удовольствия. – Надеюсь, нас не завернут от r'еception. Только бы дежурная не испугалась…
Столик при входе в бассейн миновали, впрочем, совершенно спокойно: дежурной на месте не случилось. Поскольку чуть припоздали, промчались на рысях в раздевалку, где никого тоже не было. Точно так же пустовали туалет и душевые. И вот четверка наших дам, предводительствуемая Морисом, вступила под своды основательной и респектабельной писины (извините, но именно так, la piscinе, в женском роде, называется по-французски плавательный бассейн), состоящей из трех отсеков – для взрослых, для детей и для малышни. Народ из окрестных городков и деревень собирался сюда тоже самый респектабельный.
И вот вообразите картину, которая открылась многочисленным буржуазным взорам: впереди шествуют Морис с Мариной – оба стройные, даже худые, в консервативных темных,