Альда – наложница колдуна. Агата Вегелова

н пленил эту женщину семь лет назад, во время набега на земли чернокожих дикарей у берегов Одибонго. Эта яростная, безумная сука дралась как пантера, защищающая своих котят – лицо и плечи Коджо украшали безобразные рваные шрамы от каменного ножа. Тогда, стоя по колено в зловонной болотной жиже, ослепленный потоками собственной крови, среди криков и воплей он услышал хохот Баал-Шадора.

      Бог работорговцев Закарима промолвил – «Смейся, Коджо, теперь ты не одинок». Женщина билась в руках, стискивала его бедрами, грызла пальцы, а Коджо задыхался от похоти и дыма горящих хижин. И хохотал вместе со своим богом.

      В тот день воины клана пленили около двухсот душ. Это был хороший день. Чёрных наложниц ценили пресыщенные купцы Фардиса, чёрные мужчины жили дольше всех на медных рудниках. Каждый, отправившийся в поход с Коджо, кинул в трюм галеры пятерых связанных и избитых до полусмерти дикарей. И только Коджо вернулся в Закарим с единственной пленницей. Он знал, на что потратит всё своё время. Он назвал женщину Адонгой, сам лечил её, сам учил говорить на языке Кабата. Коджо знал, что её тело выдержит. Он молил Баал-Шадора, чтобы рассудок дикой чернокожей самки оказался таким-же прочным.

      Соплеменники смеялись над Коджо. Опостылевшая шутка тех лет – «Коджо получил больше шрамов в собственном шатре, чем в сотне набегов». Его спрашивали – не отгрызла ли член чернокожая женщина? Его родич, старый Гвембеш, считал Адонгу колдуньей. Одной из тех одержимых дикарок, что совокупляются с болотными змеями и говорят с мертвецами.

      Однажды Гвембеш выторговал у купцов из Фардиса двух прекрасных золотоволосых близняшек, белых, как молоко. Предложил близняшек в дар Коджо, если тот отдаст Адонгу его людям всего на три ночи. Коджо отказался. Гвембеш цокал языком и горестно качал головой, сокрушаясь о судьбе родича. Без всяких сомнений, Адонга водилась с духами.

      Через два года, все без исключения жители Закарима считали Адонгу колдуньей. Коджо отдалился от соплеменников, предпочитал её общество. То ли он приручил женщину, то ли она приручила Коджо, Собирателя Голов.

      С тех пор никто не видел Коджо одного, без высокой, черной как ночь спутницы. Адонга была быстрой и сильной – не каждый мужчина в Закариме смог бы полностью натянуть тетиву лука из крученых рогов гиганского мархура. Она влекла и мужчин и женщин – многие пожелали бы увидеть, как острые груди с продетыми в соски золотыми кольцами качаются от ударов члена. Соплеменники хохотали и хлопали в ладоши, когда из шатра Коджо на всю стоянку раздавалось рычание и крики – Адонга не сдерживала себя, принимая его мощный и толстый ствол. Они вместе плавали к Берегу Золотых Дюн, резали головы в землях Баако, грабили торговцев пряностями.

      Девять месяцев назад Адонга понесла от Коджо. Прошло семь лет, прежде чем она забеременела. Говорят, черные колдуньи противостоят воли богини Дейо, способны принять семя мужчины и не понести без собственного желания. Сейчас она кричала так, что отзвуки криков достигали барханов вокруг стоянки

      А затем, в одну секунду, крики стихли. Коджо потерял дыхание, словно от удара под сердце. Он скрипел зубами и вслушивался, боясь зайти в шатёр.

      Один из Закаримских старейшин, Узома, как-то наелся синих цветов и предрек, что ребенок Коджо будет великим воином, уважаемым многими племенами и кланами. Вещал, что сам Баал-Шадор поделился этим известием. Коджо не знал, говорит ли старейшина от чистого сердца, или хочет подарков. Он держал в голове слова старика. Знал, что сильная женщина даст сильных детей. Он желал продлить свой род. Но более всего на свете желал, чтобы Адонга всегда была рядом.

      Из шатра вышла старуха, Мать Чима. Её руки, испачканные кровью по локоть, держали свёрток.

      Коджо понял, какое известие она несет. Его сердце остановилось, пропуская удар за ударом.

      – Твоя женщина мертва.

      Старуха подошла к окаменевшему Коджо. Вопреки обычаю, не подняла сверток с ребенком к небу, чтобы показать богам лицо нового жителя Закарима.

      – Твоя женщина мертва, Коджо. Дитя дышит, но у тебя нет сына. Это девочка.

      Коджо протянул потяжелевшие руки к свертку. Старуха отшагнула.