– Вуаля, мсье, – сказал по-французски человек, который плыл в ней. – Разве я не сдержал свое слово и не обеспечил вашему превосходительству безопасность и скорость?
– Да, – согласился пассажир, к которому обратился рыбак. Он говорил на прекрасном французском языке, с мягкостью представителя высшего класса. – Вы действительно преуспели. Лучше, чем ждать в Кале утреннего рейса. Теперь я могу успеть на самый первый поезд в Лондон. Вы заработали свои деньги. Прощайте!
Затем послышался звук, словно кто-то покинул лодку и полез по трапу, а затем стук колес и свист пара приближающегося поезда. Нэрком, оглянувшись, увидел, что на вершине пирса появляется неуклюжий, плохо одетый парень, внешность которого отчетливо контрастировала с его голосом и манерой речи. Цвет его лица был желтоватым, а спутанные волосы, казалось, не знали стрижки годами; турецкая феска, грязная и полинявшая, болталась на его голове, а на руке висели несколько отрезов шелка и парчи и блестящие безделушки, выдававшие в нем бродячего торговца восточными тканями.
Этого было достаточно, чтобы Нэрком отвернулся, не думая об этом парне, но случилось нечто странное. Отойдя к тропинке, ведущей от пирса к городу, коробейник внезапно заметил мужчину, стоящего на трапе. Он резко остановился, оглянулся, чтобы убедиться, что никто не наблюдает за ним, затем, без лишних слов, внезапно повернулся на каблуках, сразу же направившись к трапу, и сел на судно. Моравиец не обратил ни малейшего внимания на него, он – на моравийца. После того, как поезд прибыл, Нэрком подумал, что знает, почему. Полицейский был озадачен, пытаясь понять, зачем этот грязный восточный торговец, перебравшись через Канал в рыбацкой лодке, сделал это только для того, чтобы вернуться пакетботом в Кале.
К этому времени поезд прибыл, на пристань высыпала толпа. Носильщики бегали туда-сюда с багажом, и повсюду царили суета и растерянность.
Нэрком задумчиво наблюдал за трапом. Моравиец все еще был там, как и прежде, настороженно наблюдал за толпой цепким взглядом.
Толпа ринулась к трапу, таща в руках мешки и узлы, люди смеялись, толкались, болтали по-французски.
– Вот они, апаши! – шепотом сообщил Доллопс. – Вот они все, сэр. Следите за ними, когда они окажутся на борту, хозяин будет где-то рядом, и если они найдут его, хана! Не дай бог!
Апаши, кучками по два-три человека, взбирались на борт, не обращая внимания на восточного торговца. Вдруг он шмыгнул в их толпу и тут же растворился в ней.
– Джеймс! Происходит что-то странное! – пробормотал Нэрком, наблюдая за происходящим. – Если во время плавания моравиец заговорит с одним человеком из множества…
Он остановился, затаил дыхание и оставил остальную часть предложения недосказанной. Внезапно на пирсе появился маленький щеголеватый французский денди с пушистыми усами, скользящей походкой, с цветком в петлице и сверкающим щегольским «топ-пером» на голове. Нэрком с изумлением вспомнил, что он видел, как этот оживший