– И друг редакции из США – публицист, колумнист и ресторатор Джедекия Роттерсхаймер.
– Да ну вас, – сказала кустодиевская девушка, – все равно же ничего этого не будет.
– Зато, – негромко заметила Аля, – ты научишься шить еще лучше, чем раньше.
– А вы не имеете отношения к легкой промышленности? – спросила Вадима худенькая девушка.
– Нет, – сказал Вадим. – Мой случай гораздо тяжелее.
– А чем вы занимаетесь? – спросила кустодиевская девушка.
На мгновенье задумавшись, Вадим неожиданно для себя полуистерически прыснул, закрыв глаза ладонью.
– Минимизацией издержек.
– Понятно.
– Был когда-то фильм, – сказала худенькая девушка, – там говорилось: «никогда хорошо не жили, не надо было и пытаться».
– Да ладно тебе. – Кустодиевская девушка, словно неожиданно что-то вспомнив, живо повернулась к мужчине. – А вы нам еще расскажете про Симону де Бовуар?
Улыбнувшись, мужчина, на секунду опустив глаза, казалось, чуть замешкался.
– Ну, собственно…
Худенькая девушка как будто невзначай скользнула быстрым взглядом в сторону Вадима. Я их стесняю, понял Вадим. Это какие-то их внутренние дела, это им сейчас интересно, а я еще не настолько посвящен, чтобы им было комфортно говорить при мне об этом. Надо уходить, я перевыполнил план, я слишком расслабился. И в комнате у меня груда чертовых материалов, требующих изучения. Поднявшись, он светски поклонился.
– Прошу прощения, пора.
Просияв улыбкой, мужчина ответил ему столь же светским поклоном.
– Будем рады видеть вас снова.
Кустодиевская и худенькая девушки радостно помахали ладошками.
– Уходите минимизировать издержки? – невинным тоном поинтересовалась Аля.
Проникшись ощущением ответственности, Вадим убежденно кивнул.
– Да. Пора, наконец, заняться этим настоящим образом.
– Удачи.
Отвесив завершающий кивок, он двинулся назад по коридору. При чуть мерцавшем свете потолочной лампы длинно-массивные ряды книг на стеллажах отсвечивали темными корешками. Зайдя в комнату, он на секунду в задумчивости остановился в прихожей; завернув на кухню, с трудом отклеив дверь большого пыльного холодильника, на мгновенье он заглянул туда; увидев на полке наполовину опорожненную бутылку спирта «Рояль», баллон «Херши-колы» и пакетик с порошковым напитком Yupi, философски кивнув и закрыв холодильник, он вернулся в комнату. За окном была чернота, с книжной полки, мерцая золотым тиснением корешка, взывала к читателям книга о маоизме. Пора, сказал он себе, пора. Хватит светских разговоров, надо убить в себе всякие проблески мысли, всякие остатки воспоминаний, всякие