– Прозвище у меня с восьмого класса, если ты помнишь, а с биохимиком я совсем недавно познакомилась, – не поняла шутки Гурская и, пододвинув к себе «дипломат», добавила: – Деньги разделим в машине. Тебе двадцать тысяч, мне тридцать. Я все-таки мозг операции.
– Спорить не буду. Хотя, если что, сидеть мне, ты же понимаешь. Впрочем, надеюсь, ни в Анталии, ни в Краснодаре меня искать не станут.
– Я обещаю: тебя нигде и никто не будет искать!
…И снова как в воду глядела. Ариэль Михайлович, еле откупившись от налоговиков, в милицию по поводу аферы с билетами обращаться не стал. По-тихому расплатившись с долгами, он ликвидировал «Пантера-тур» и занялся своими ненаглядными зверюшками. Гурская сообщила об этом Вадиму, осторожно позвонившему из Турции, с ехидным юмором: мол, от африканских партнеров как раз поступила выгодная партия краснозадых макак.
Глава 3
Закрыв по просьбе Даши дверь в спальню, где она, как дитя малое, нянчилась со своей фавориткой, Вадим пошел встречать израильского гостя.
Взъерошенный человек в черном, до пят, пальто, похожем на поповскую рясу, радостно улыбнулся и хохотнул:
– Морозно тут у вас! Не ожидал!
Вкатился в холл снежным комом, протянул Ларчикову кожаный баул и решительно двинулся в ванную. Вадим, слегка оторопев, кинул ему в спину:
– Тапочки не желаете?
Он был сегодня дежурным по квартире, с утра отдраил пол и теперь с досадой смотрел на дорожку следов заморского варяга. Вдруг из ванной раздался колоритный баритон «попа», а затем, к еще большему изумлению Ларчикова, дрелью засвирестел душ. Гость вел себя довольно бесцеремонно. Наконец он появился на пороге кухни, держа свое пальто бережно, будто скрипку.
– Куда можно определить? Оно мокрое.
– В коридоре есть вешалка. Я Вадим, а вас как, простите?
– Лев Фрусман. Ты извини, Вадик, я сейчас повешу пальто и все объясню. Я, кстати, думал, что ты Дима.
Через минуту Фрусман вернулся.
– Четыре часа терпел в самолете, – начал он рассказывать с неким азартом. – Там какие-то гады все унитазы забили газетами. А в Шереметьеве, в этом отстойнике, зашел – там вообще кошмар! Плавает все по полу. Мама дорогая! Так что извини, попользовался. И я там вытерся розовым полотенцем, ничего? Оно показалось мне ничейным.
– Ерунда, – ответил Ларчиков, скрежетнув зубами. Розовое полотенце принадлежало ему.
Фрусман сел, с удовольствием подтянул к себе чашку чая, блюдо с сушками и продолжил:
– Что интересно, Россия всегда ассоциировалась у меня с дерьмом. В минуты, так сказать, ностальгии. Отец летчиком работал, и мы часто переезжали. Жили в малюсеньких городках, некоторых даже на карте не было. – Гость звонко отхлебнул чай. – Вот, к примеру, в Орске жили. Дома там в основном двухэтажные, старой постройки, их еще пленные немцы строили, и скверно,