Занесли в хату, расставили на доливке возле печи. И вышли. Нестор задержался в двери.
– Тот дидок, шо горшки продавав, сказав, шо таку посуду лучше в темноте держать. Не так выгорае. Так вы их это… под припичок.
– Я так и знала, шо крадени! – всплеснула руками соседка.
– Куплени, шоб мене чорты на том свити… Рубь заплатылы!..
…Вечером при свете лампы Нестор в который раз разбирал кольт. Протирал каждую деталь. Любовался. Снова собирал.
Медленно и тщательно наполнил барабан патронами. Из гильз приметно выглядывали округлые головки пуль. Они были чуть срезаны.
Прицелился в заплаканное оконце, повел стволом дальше.
Положил на стол. Оглядел хату, стены, сволок с засушенными пучками травы – куда бы спрятать. Встал на лежанку и сунул револьвер за икону Богоматери…
Глава седьмая
Нестору казалось, что за время своих странствий по Екатеринославской и ближним уездам Херсонской и Таврической губерний увидел и узнал он весь свой край с его ковылями, весенними тюльпанами и летними маками, буераками, балками, заплутавшими в густых плавнях реками, с курганами, скифскими «бабами», ревущими и кипящими днепровскими порогами. Казалось, узнал и его историю, которая звучала в романтических легендах о запорожских козаках, в сказках и, конечно, в думах и песнях, что пели, как встарь, украинские седые бандуристы, носившие расшитые, пусть порой и рваные, сорочки, выпущенные поверх необъятных, как мешки, козацких шаровар.
Песни у бандуристов в основном были грустные, про смерть, полон да про горилку, которая губит козаков. «Ой, Сечь – матерь, ой, Сечь – матерь, а Великий Луг – батько… Гей, шо в Луге можно заробыты, то в Сечи пропыты…»
А бывшая Запорожская Сечь – вот она, рукой подать, ниже последнего днепровского порога, на небольшом острове Хортица. В конном переходе от Гуляйполя. А сразу за Хортицей, по левому берегу Днепра, – Великий Луг, целая лесная держава, с озерами, лабиринтами речек. Деревья – до неба, а травы вдоль берегов такие, что скрывали конных с головами.
Отсюда, от Хортицы, от Великого Луга, начинались так называемые «вольности запорожского козачества». И тянулись они, эти вольности, далеко вниз по левому берегу Днепра через непроходимые, поросшие камышом, осокой да густым ивняком плавни на сотни верст. С бешеной скоростью, с грохотом промчавшись сквозь скалистые пороги, вырвавшись у Хортицы из теснины скал, Днепр здесь разливался вширь, успокаивался.
Чем можно заработать в Великом Луге? Ясное дело, нападениями на турок, ляхов, а если нет войны, то на проезжих купцов или набегами на хутора кулаков и богатеев. И до сих пор, рассказывали Нестору старики, водятся в Луге лихие люди. Вот жизнь! Но это – лишь остатки свободы…
Простор, воля, козацкое народовластие! Выборные атаманы, выборные гетманы! Было, было время! И как-то странно представить, что страна вольных козаков терялась в лесостепном пространстве, которое называлось Диким Полем. И раскинулось оно, это Поле, на огромной территории между Доном и Верхней Окой, от предгорий Кавказа до самого Дуная, упираясь на