Когда Пашка вылез из ванны, глаза у него были красные и больные. Я ничего не сказала, взяла мазь, сняла с него халат (он не сопротивлялся) и обработала синяки у него на спине. Странное ощущение, если бы я знала, что ему не больно, то мне определенно было бы приятно.
– Спасибо, – хлюпнул Пашка, едва я закончила.
– Пожалуйста, обращайтесь, – я даже подобие улыбки выжила.
Накануне он выглядел лучше и бодрее, видимо, действие запрещенных препаратов выветрилось или это был обыкновенной шок.
– Иди, ложись, – я сунула ему в руку обезболивающую таблетку.
Он ее проглотил, не разжевывая и не запивая. По-моему, он не заметил, что что-то проглотил и мое предложение лечь воспринял чересчур буквально, сложил голову на стол и прикрыл глаза.
– Ты извини, я знаю… – он не договорил, голос сорвался.
Я испугалась. Я всегда боялась мужских слез. Знаю, глупо, они такие же люди и все же боюсь. А когда я боюсь, я теряюсь и начинаю вести себя как последняя идиотка. На сей раз я не придумала ничего лучшего как пытаться утешать его обнимая и целуя, словно маленького ребенка, заливаясь при этом слезами в три ручья. В итоге мы поменялись ролями – я ревела на его больном плече, а он обнимал меня, бормоча что-то совершенно банальное и ненужное. И мне было хорошо. Тепло и спокойно, как когда-то в детстве. Я отвыкла от этого ощущения – кто-то рядом и ему можно доверять. Никогда прежде никто не был так близко к телу, к сердцу, к настроению.
Я сошла с ума. Пишу и с каждым словом убеждаюсь – я двинулась.
Мы так толком и не поговорили, мама позвонила в половине десятого спросить долго ли я еще намерена торчать на улице. Попрощались мы сковано, ему, кажется, было неловко, мне точно было. Ничего, бывает. В конце концов, ничего особенного не произошло – поистерили, успокоились, разбежались, все в порядке. Я ему так и сказала, кажется, он улыбнулся.
5.09. Пятница
Как много в этом слове.
Неделя не прошла с начала учебного года, а школа уже в печенках сидит.
Пашка не пришел, Самсонова выперли, как обещали (он решил отстаивать свое право на самовыражение), Федорова с ног сбилась, уговаривая девок «что-нибудь накинуть». Какой там. Жара тридцать градусов, все по-летнему одеты. Подождали бы учителя со своими правилами до холодов, эмоций меньше было бы. Я все сделала к тому, чтобы меня завернули на входе – топик покороче надела, джинсы еле трусы прикрывают (если нагнуться, то не прикрывают). Нет! Прочитали проповедь и отправили в класс.
Все разговоры вокруг новых правил, целый день из пустого в порожнее переливали, уроки начинались с нотаций и заканчивались спорами. Пустое это дело, учителя