Он был редактором детского журнала «Капризуля» и самым большим чудаком на свете. Он менял псевдонимы и маски, выдумывал свою биографию, неутомимо мистифицировал друзей и знакомых; играл на валторне и фисгармонии, пел, чудесно бил чечетку, рисовал, артистически читал свои и чужие стихи, непревзойденно играл на бильярде. Он ходил на руках по перилам балкона на последнем этаже Дома книги и по Невскому – в наряде фантасмагорического бродяги. Он писал стихи и прозу, изобретал игры, философские концепции и комедийные репризы для цирка. Изображал муху в раздумье и собственного несуществующего брата, приват-доцента Петербургского университета, сноба и брюзгу. Он читал стихи с эстрады, напялив на голову колпак для чайника, вставив в глазницу монокль в виде огромного выпученного глаза… В его квартире, исписанной с пола до потолка стихами и афоризмами, проходили самые известные литературно-музыкальные вечера.
Дандан был изыскан, непосредственен и свеж, как артишок на деревенском огороде. Он любил хорошую одежду, душистый табак, красивых женщин. А над ним сгущались тучи, в критике его именовали «реакционным жонглером». Но его книги каким-то чудом продолжали издаваться. Его уже раз арестовывали – и всю редакцию его журнала, за компанию! Но донос признали ложным, и всех выпустили. Это тоже было чудо. Рассказывали, что его жена, пока он был арестован, успела разойтись с ним, выйти замуж и уехать с новым мужем в другой город. Он очень смеялся, узнав об этом…
Арсению Дандану суждено было полюбить меня, мне – полюбить и погубить его, чтобы не погибнуть самой.
В пять часов пополудни, когда я аккуратной стопочкой сложила рукописи, прибрала свой стол и, вздохнув, уставилась в окно, соображая, как бы мне поскорее добраться до дома, в дверь тихонько постучали. Меня это насторожило, церемонии не были приняты в издательстве, если дверь не заперта, входили без стука. И потом, этот дробный, но уверенный цокоток, эта загадочная физиономия двери – знаю, мол, да не скажу…
– Оите! – крикнула я ватными губами.
Конечно, это был он, Дандан. Моя судьба пожаловала за мной. В темно-синем своем костюме, перекинув через локоть, судьба несла нежно-голубой плащ.
– Я за вами. Не думали же вы, что я оставлю ваш юный организм на жестокое замерзание? Пожалуйте одеваться. Вот плащ.
Вздрагивая, как от холода, я надела плащ, подошедший мне по размеру, оказавшийся по виду и на ощупь очень дорогой вещью.
– Откуда? – прошептала я, затягивая поясок.
– Из самого Парижа, – важно кивнул Дандан. – Протелефонировал утром нашему дипломату, сказал ваш номер, просил подобрать стоящую вещь. Вот только что сбросили с аэроплана. Представьте, плащик чуть было не свалился в Неву! Быть бы тогда международному скандалу.
– Неужели? –