После этого в музей мы больше не ходили. Но вам (поскольку с Йоавом вы вряд ли были знакомы) – настоятельно рекомендуем.
А все, к слову сказать, из-за любви. И это возвращает нас к Зоаре. В 1932 году Борис Шац поехал собирать деньги для «Бецалеля» в Америку и там помер. Академия закрылась. Зоара, жаждавшая учиться, была вынуждена искать другую alma mater. Она поступила в Национальную школу декоративных искусств в Париже, и завертелась, закружилась новая, совсем не похожая на предыдущую жизнь.
Героический период, невероятный взрыв, сделавший Париж столицей мирового искусства, остался уже позади, но сам город был великим учителем, и Зоара – сухая палестинская губка – жадно втягивала в себя все, что он мог ей дать.
Сегодня я ругаю себя, не могу себе простить, что не записывал ее рассказы. Часть из них испарилась из моей памяти, стерлись имена, и очень жаль, ибо рассказы Зоары были не только захватывающе интересны, но порой бросали совсем иной свет на события и персонажи той великой эпохи.
Вот, к примеру, совершенно не известная и нигде не опубликованная версия о происхождении кубизма.
Итак, выходит Соня Делоне (видная фигура парижской школы, сама русско-еврейского происхождения) купить свежий круассан к утреннему кофе и видит, как по пустынному бульвару Монпарнас бежит Пикассо. Она ему:
– Пабло, Пабло, постой, давай кофею попьем!
– Нет, – мотает головой испанский гений, нетерпеливо приплясывая на месте, – никак не могу, надо работать.
– Что такое случилось, Пабло?
– Понимаешь, – выпаливает Пикассо, – вчера я был на лекции, и эта лекция прямо-таки перевернула мое сознание. Срочно, срочно надо работать!
– Но отчего такая спешка? – удивляется еще толком не проснувшаяся Делоне. – Попьем кофе и…
– Спешка? – Пикассо срывается с места и уже на бегу через плечо кидает: – Спешка… Брак тоже был на лекции!
(Я про себя прикинул, что всего два человека могли так подействовать на Пикассо – Пуанкаре и Бергсон. Оказалось – Бергсон.)
И много еще странных и трогательных историй я слышал от Зоары. Вот, к примеру, когда затеялась в России перестройка, Зоара пришла в необычайное возбуждение, принеслась ко мне в мастерскую и с места в карьер выпалила:
– Ты только смотри, что там происходит, какие перемены! Знаешь, когда я жила в Париже, у меня мастерская была на одной площадке с русским. Чудный был человек и мужчина, Саша, каких поискать, и художник отличный. Только вот не везло ему в Париже, и он в Россию вернулся. Так я думаю, может, он жив…
– Зоара, – прервал я ее, – а звать-то его как?
– Рафаил, – ответила Зоара