В деревне они с отцом разделились, пошли разными улицами. Отец еще раз наказал Матвею:
– Смотри внимательно по сторонам и слушай. Первая задача – не попасться никому на глаза. Вторая задача – запоминать, где и сколько бревен лежит. Третья задача – запоминать, сколько у кого дров запасено. Вывозить будем все.
Первая же сотня шагов убедила Матвея в правоте деда Власа: в деревне было жутко. Полная, абсолютна тишина. Такие знакомые с детства улицы вдруг стали чужими, неприветливыми и холодными. Не залает собака, не замычит корова. Матвей понял вдруг, как много в жизни значат привычные звуки. Не стало их, и как будто что-то потерял. Душа ворочается беспокойно, пытаясь устроиться поуютнее, да не получается, очень уж вокруг неуютно. Грязь на улице была не тронута следами. Ни тележной колеи, ни следов сапог и копыт, ничего. Матвей невольно шел вдоль заборов, стараясь не оставлять следов и не маячить посреди улицы. Случись кому сюда глянуть, не сразу его и разглядишь на фоне серых от времени дощатых заборов да голых кустов и деревьев.
Шел и запоминал, где что лежит. А в голове крутились мысли: не зря ли они так спешно снялись с места? Не зря ли бросили деревню? А вдруг не придут бандиты, а они вот так круто поменяли жизнь?
Улица за улицей, двор за двором Матвей обходил деревню, и в душе его крепла злость. Злость на всех этих красных и белых, из-за которых целая деревня снялась с места и живет теперь в тайге. Он решил для себя, что обязательно вернется сюда. В свой дом. И будет в нем жить. Мысли о своем доме заставили его остановиться, а потом развернуться и направиться туда, где вырос.
Ноги сами несли его, и сердце билось учащенно. Зайдя во двор, увидел отца. Тот сидел на крыльце и курил, молча глядя перед собой. Похлопал, как в детстве, по ступеньке рядом с собой – садись, мол. Помолчали. Потом отец спросил:
– Как думаешь, сын, не зря мы снялись с места? Может, и отбились бы, а?
Матвей вскинул на отца глаза:
– Знаешь, бать, я вот шел сейчас и о том же думал. Но потом вот о чем подумал: а если придут? И что тогда? Стрелять на улицах, вот здесь прям? А дети? А женщины? Им этот ужас зачем и за что? Нет, бать, правильно мы ушли. Не придет никто до осени – вернемся. Дома подправить недолго. А сено поставить мы и из тайги выйдем, так? И хлеб тоже.
Отец кивал в такт его словам, соглашаясь, сказал:
– Знаю, сын. Сам об этом всем думал. Все так. Но душа не на месте что-то. Ладно, – он притушил окурок и сунул его в карман. – Ни к чему следы оставлять. Даже в своем доме…
К деду Власу вошли в момент, когда он, кряхтя, вытаскивал из комнаты большой сундук. Собрался дед, точно собрался. Матвей кинулся помочь тянуть тяжелый сундучище.
Дед Влас повернулся к отцу, сказал:
– Вот что, Матвей. Иду с вами, решил. Вот только как переть это все? Бросать никак