– Андрей, ты чего?
– Как же здорово, – торопливо проговорил Вяльцев, – что мы встретились.
– Да, пожалуй, – согласился Виктор. Он-то счёл, что неожиданное изъявление дружбы связано с оплатой счёта, который вскорости им принесут.
Под конец Виктор рассказал несколько несмешных анекдотов про Путина, Вяльцев улыбался больше из вежливости. Ему хотелось сделать для друга что-нибудь приятное, поэтому, когда Виктор вызвал официанта и попросил счёт, Вяльцев полез за бумажником.
– Не надо, – остановил его Виктор. – Плачу я, как обещал.
– Но тут столько всего…
– Расслабься, – Виктор вынул несколько банкнот. – И будем считать, что ты мне ничего не должен. Окей?
– Окей, – помявшись, чтобы скрыть удовольствие, согласился Вяльцев.
Они вышли из ресторана, и Виктор, сославшись на срочные дела, быстро распрощался и ушёл. Вяльцеву тоже нечего было здесь делать, но очень хотелось продлить радостное настроение, и он пустился бродить по торговому центру, бесцельно заходил в бутики, брал красивые товары, вертел в руках и клал обратно. Это создавало у него иллюзию обладания дорогими предметами. Проходя мимо турагентства, он вдруг решил зайти и поинтересоваться турами в Рим или в Париж, сделал было шаг ко входу, но одумался и прошагал мимо.
Возвращаясь домой пешком, он радовался, глядя на предвечернее солнце. Холодный ясный день, безоблачное эмалевое небо, хрустальный, как будто звенящий воздух, – всё напомнило Вяльцеву другой осенний день, случившийся много лет назад, когда он, ещё школьник, возвращался откуда-то домой, и так же слепили снопы солнечных лучей, отражённые окнами. Забылось, откуда он шёл (из гостей? с прогулки?). Забылось, что вообще произошло в тот день. Всё забылось, что было не важным, – запомнились лишь бодрящая осенняя прохлада, яркий солнечный свет и упоительная радость оттого… Андрей даже сам не помнил – отчего…
Придя домой, он ещё некоторое время пребывал в блаженном веселье, а потом радость незаметно притупилась, ослабела, подступило уныние, засасывавшее в трясину депрессии.
Вяльцев осознал, какая пропасть – денежная, социальная – зияет между ним и Виктором. Учившиеся в одной группе, сидевшие в одних аудиториях и сдававшие одни экзамены (и получившие одни дипломы), они теперь находились так далеко друг от друга на жизненной шкале, что осознавать это неравенство Вяльцеву было очень тягостно. Причём особую горечь вызывал не успех Грузинова – успех, хочется думать, не такой уж и грандиозный, –