Она вытянула костлявый указательный палец вверх:
– Лежим, целыми днями в потолок плюем! Санаторий! Когда Ирек пришел в следующий раз, ее уже не было. И ему стало по-настоящему страшно. Суфия перестилала дочери белье. А Шамиль упрашивал врача дать им машину «скорой помощи», чтобы перевезти Резеду домой. Отец верил, что дома его девочке станет лучше. Ведь она родилась и выросла там. Оттуда и замуж вышла. Дома все обжито и обшито ее матерью: скатерти, занавески, одежда, постель. Постукивает машинка, тихо работает телевизор. В духовке что-то печется. Сам Шамиль дважды вернулся к жизни и к живописи в их доме. И Резеда вернется к жизни непременно!
Врач вздохнул и сказал, что даст машину в виде исключения. Шамиль остановился у дверей палаты: дети сидели в уголке, Мунир жался к сестре и во все глаза смотрел на мать, а Резеда не смогла уже улыбнуться ему и не надела парик. Мальчик окончательно поверил, что это злая баба-яга, которая притворяется его матерью, а его настоящая теплая мама где-то в темнице, в пещере, подвале! Ее надо найти, спасти, но все почему-то здесь.
– Мама, не обижайся, но Мунира мы больше к тебе не привезем, – сказала Амина.
4
Резеду хоронили поздней осенью во время дождя. Долго пережидали, но он так и не кончился. Природа плакала вместе с Суфией и Шамилем. Дождь приколачивал опавшие листья к земле. Огромное кладбище в одном-единственном месте пестрело разноцветными зонтами, один из которых был ближе к земле, и две пары детских ног в резиновых сапогах виднелись из-под него. Местный мулла Мидхат читал молитву, держа руки перед собой, а Шамиль держал над муллой зонт.
Засунув руки в карман плаща, у края могилы стоял Ирек. Люди то и дело пытались затащить его под зонт, и вдовец отошел от толпы. Едва осознавая горе, он брел по кладбищу. Надгробные камни потемнели от воды, а пригорки поплыли. Вдруг Ирека толкнуло в спину что-то мягкое. Мужчина не испугался, он лишь удивился, что конь смог отвязаться… а может, это Ирек забыл его привязать… И повел Сухаря вглубь кладбища, туда, где оно превращалось в поле. «Как много здесь места», – подумал Ирек и вдруг заметил, что из огромных глаз Сухаря текут слезы. Ирек замер перед конем своей жены. Крупные конские слезы, в которых больше смысла, больше горя… И коню, верно, больнее, чем человеку. Ирек понял, почему Резеда была так привязана к Сухарю. Любила и каждую минуту стремилась быть с ним. Не понимала, почему для других ее конь – всего лишь животное.
Быть может, и слез не было, а просто капли дождя катились по конской морде. Но ведь конь прибрел проститься с близким человеком! Ирек обнял Сухаря за шею и осознал, насколько одинок теперь. Ему сразу стало холодно от мокрой одежды и пустого желудка. Ирек целовал жесткую конскую гриву: она была совсем такая, как волосы Резеды. Он обожал ее волосы. Особенно когда с них стекала вода. И баня была излюбленным местом супругов.