Большую комнату занимает мичман, завскладом автономного пайка Юра по кличке Начшпрот. Его двадцатилетняя, снова беременная жена Наташа счастлива: муж что ни вечер – «море на замок», и домой.
В коридоре вместо звонка приспособлен лодочный ревун, притащенный Юрой с базы. Между ударником и чашкой проложен кусок газеты, но всякий раз ревунная трель подбрасывает меня на койке. В средней комнате живет дед, бывший священник, некогда настоятель северодарского храма, где теперь гидрометеослужба. Церковь Николы Морского закрыли еще в 1920-х годах, и с тех пор отец Севериан на северах, рубил дома для подводников, строил ряжевые причалы для лодок. Собственно, у него я и снимал комнатенку, в которой стояла когда-то ванна…
Дом стар. Половицы продавливаются, как клавиши огромного рояля. За хилой перегородкой – общий ватерклозет. Унитаз желт, словно череп доисторического животного, он громко рычит и причмокивает.
Чтобы попасть ко мне, надо идти через кухню, навечно пропахшую жареной рыбой и земляничным мылом. Но все это, как говорит наш старпом, брызги. Потому что комната в Северодаре – это много больше, чем просто жилье, это куб тепла и света, выгороженный в лютом холоде горной тундры. В этом кубе теплого света или светлого тепла можно расхаживать без шинели и шапки, можно писать без перчаток, играть на гитаре, принимать друзей…
Впервые на Севере у меня была своя комната, и я чувствовал себя владельцем полуцарства. Вернешься с моря, забежишь на вечерок, ужаснешься диковинной оранжевой плесени, взошедшей на забытом бутерброде, порадуешься тому, что стол стоит прочно и тебя не сбрасывает со стула и не швыряет на угол шкафа, и с наслаждением вытянешься в полный рост на койке; пальцы ног не упираются в переборку, за ними еще пространства – о-го-го! А утром снова выход в полигон, или на мерную милю, или на рейдовые сборы, или на торпедные стрельбы, или на минные постановки, или глубоководные погружения…
Кто не ходил в море через день, тот не знает, что за счастье эти короткие вылазки в город. Как все прекрасно в этой недосягаемой береговой жизни, как все в ней удобно, интересно, соблазнительно…
Любые земные проблемы кажутся несерьезными, ибо настоящие опасности, настоящие беды – кто из подводников так не считает? – подстерегают человека там, в океане, на глубине… И нечего заглядываться на берег. Северодар создан мудро, создан так, чтобы могли выходить в моря легко и свободно, ни за что не цепляясь, – как выходит торпеда из гладкой аппаратной трубы.
Труба дело! Завтра в особый отдел. Зачем?
Башилов с трудом дождался понедельника. Но с утра – политзанятия. Даже визит к начальнику особого отдела не может быть причиной опоздания.
По дороге в подплав встретил Людмилу, поздоровались. Она даже улыбнулась ему как старому приятелю. Этой