Редко бывает по-настоящему. Почти никогда, а им повезло».
Не знаю, как остальные пятнадцать романов Татьяны Устиновой, а этот можно рекомендовать институткам смело: текст практически целомудренный, к тому же грамотный. Плюс неотразимые приметы ультрасовременной буржуазности: сотовая связь, иномарки, чековые книжки, яйца Фаберже. А как только становится скучно – раздается выстрел или взгляд падает на труп, что-нибудь такое. Причем, как и полагается, связь событий делается вполне ясна лишь на последних страницах. Только тут и осознаешь, насколько она неправдоподобна, какому грубому произволу детской фантазии тебя подвергли, – ан поздно, книжка-то уже проглочена. Обманули дурака на четыре кулака. С неподдельным, нескрываемым удовольствием.
Вообще, к автору проникаешься вроде как симпатией: видно, как нравится Татьяне Устиновой выводить предложение за предложением, прикреплять к эпизоду эпизод. Так же неутомимо некоторые вяжут из шерсти: как бы небесприбыльный промысел, а вместе с тем неутолимая потребность. И со стороны посмотреть – в высшей степени приличное занятие: так уютно, так женственно.
Вот только Ходорковский приплетен зря. Как будто без этого не раскупили бы книжку. Но слова про историю литературы беру назад: она тоже тут ни при чем.
Владимир Набоков. Изобретение Вальса
Пьесы. – СПб.: Азбука-классика, 2004.
Под псевдонимом В. Сирин работали, как известно, трое Набоковых: один – даровитый, другой – плодовитый, третий – настоящий. Здесь представлены первые двое, причем как-то странно: «Трагедию господина Морна» словно корова слизала языком.
Тем не менее специалист и сноб получат удовольствие: эти опыты и наброски, даже пробы пера позволяют заглянуть к третьему Набокову, страшно скрытному, в чердачное окошко, наподобие, допустим, нетопыря, – почитать его сны. Две пьесы, 1938 (если верить проставленным датам) г. р., – вполне профессиональные. В них – в «Событии», в «Изобретении Вальса» – испытываются эффекты, важные для набоковской прозы.
Плоская речь, настолько нищая смыслом, что сквозь нее прямо-таки физически просвечивает пустота. И какие-то другие голоса мерещатся в этой пустоте, какие-то, за якобы действующими лицами, движутся тени: словно смотришь бессмысленный сон, а слышишь, как переговариваются над тобою, спящим, неузнаваемые близкие: флиртуют и скандалят; возможно, реальность коматозных приблизительно такова.
И тут, естественно, прямое сходство с «Приглашением на казнь». Хотя по мнению г-жи И. Ерыкаловой, автора вступительной статьи плюс примечаний, в романе «ужас и мистические краски смерти превратились… в сатирическое изображение смерти как рутины, обычая, пошлости».
Статья – буквально зашибись, а от примечаний я вообще тащусь. Набоковедение – о, вот наука! Полная свобода от изучаемого текста, многозначительные такие сближения, настоящий