Все это очень расстроило Александру Петровну. Она тоже сильно постарела. Ее глаза ядовитого малахита стали больше травоядными, не такими змеино-хищническими, какими были пять лет назад. Однако благодаря бронзовому загару и неизменной манере красится она все еще оставалась той чайной розой, какой ее сохранила моя верная память.
Я рассматривала своих одноклассников. Семьи, дети, карьера, друзья, наркотики и дешёвое пойло. Нас ничего не объединяло ещё со школьной скамьи. Теперь мы и вовсе были из разных вселенных. Все и всё так сильно изменилось. Школьные коридоры были расписаны безвкусными розовыми фресками, повествующими о прелестях школьной жизни, мимо которых я прошла плотно зажмурившись. В кабинетах поменялись парты и учебные плакаты, а дружелюбный скелет Петя пал смертью храбрых в руках восьмиклассников. Ненавижу эту школу.
Хотя, может все это не так уж и катастрофично. Просто я изменилась. Просто я не могу принять факт своей отчужденности от нашего общего прошлого. Бывшие одноклассники встретили меня холодно, потом давно позабытые подружки попробовали изменить ситуацию, но у них ничего не вышло, я уже чувствовала себя достаточно неуютно. В конце концов, меня оставили в покое сидеть на задней парте и дичком поглядывать на окружающую меня толпу незнакомцев.
Я уже порядком приуныла. Уйти сейчас я не могла, так как мама сказала, вести себя прилично, а ослушаться ее на территории этого города, все равно что подписать себе смертный приговор. Отлично. Да что уж тут, шикарно!
Появился опоздавший.
На протяжении всех одиннадцати лет обучения, его считали самым красивым мальчиком в школе, три года, кажущихся мне теперь вечностью, с третьего по шестой класс, я тоже была влюблена в него. Высокий блондин с глазами цвета северных морей. Впечатлительному несмышлёнышу вроде меня такое не могло не понравиться. Оно и понравилось. Стараниями одноклассниц чувства мои были растоптаны до состояния придорожной пыли.
Я нисколько не сожалею об этом. Издевательства, побои, подставы закалили меня, сделали меня тем, кто я есть. У меня есть абсолютное право гордиться всем, что я пережила. Разумеется, сейчас, с высоты своей размеренной спокойной жизни, наполненной радостью творчества, которой я добилась, я благодарна за каждый плевок в мою душу. По ощущениям, разница между тем, через что я прошла в те годы, и то, с чем мне приходилось сталкиваться после, как между землетрясениями в двенадцать и в два балла.
Когда он зашел, поздоровавшись и извинившись громко и ясно, улыбаясь, как голливудский киноактер, сердце ёкнуло.
Мне не впервой бороться с панической атакой. Я сменила позу на более вольготную и принялась сверлить взглядом доску. Ян уселся