Причины откочевок были и политическими, и экономическими. Во-первых, это недовольство советской политикой – особенно репрессиями по отношению к зажиточным слоям общества. Во-вторых, стремление избежать налогообложения, исполнения натуральных повинностей и службы в армии. Так, в Монголии перекочевавшие из СССР буряты не платили в течение трех лет никаких налогов, а воинской повинности в Монголии вовсе не было234.
Миграция за пределы Советского Союза происходила и в рамках традиционного скотоводческого кочевания. Так, в Туркмении часть населения уходила на зимовку в Персию в долину реки Горган235, так как зимой в Туркмении отсутствовал корм для скота. Однако иногда таким скотоводческим кочеванием прикрывалась эмиграция236.
Способствовало откочевкам то, что границы страны были проницаемыми. В Средней Азии басмачи многократно переходили границу в обоих направлениях. На Алтае в сентябре 1922 г. преследумая властями банда Алагызова ушла через границу в Монголию (всего 50 человек, вместе с семьями)237. Туда же перешли банды Тобокова и Булычева238. Через советскую границу на Дальнем Востоке проникали бандиты (в том числе хунхузы) и белоэмигранты239. Причину проницаемости границ власти видели в том числе в обширности территории страны и слабости пограничной охраны. Так, по состоянию на 1926 г. охрана советско-афганской границы отсутствовала как минимум на протяжении около 250 км – от реки Мургаб до колодца Ширам-Куль. С советской стороны этого участка границы (в Туркмении) свободно пасся афганский скот, «охраняемый басмаческими курбашами»240.
Разумеется, Советское государство негативно относилось к откочевкам за границу, признавая их недопустимыми – и с политической, и с экономической точки зрения, «а также в целях планомерного устройства бюджета, точного учета народного достояния». Власти выражали обеспокоенность тем, что эмиграция «может вылиться в стихийные формы»241.
Кроме самого факта потери населения, опасность откочевок для властей заключалась в том, что граждане СССР, ушедшие за границу, попадали в сферу влияния антисоветской эмиграции. Так, эта проблема была весьма актуальной в случае Бурятии. На территории Китая, в регионе Барга, где в Шэнэхэнском хошуне еще с начала XX в. компактно проживали откочевавшие из России буряты, возник «центр бурятской эмиграции». В 1922 г. там проживали около 700, в 1933 г. – 3 тыс. эмигрантов.
Антиправительственно настроенная часть священнослужителей в Бурятии агитировала бурятское население к «уходу в Китай». Такая агитация имела определенный успех – в январе 1929 г. от 2,5 до 3 тыс. бурятских юрт поднялись с места и придвинулись к границе. Через месяц около 78 юрт (400–500 человек) перешли границу, уведя с собой 9280 голов скота. В Шэнэхэн переезжали и буряты-эмигранты, ранее осевшие в МНР, – в частности, в 1926 г. 10 бурятских семей из Ононгольского хошуна во главе