Такая концепция Германии завтрашнего дня была увязана в моем понимании с видением Европы в целом. В Европе, после страшных переделов, пережитых ею за тридцать лет, и глубоких изменений на всем свете, мир и равновесие могли быть восстановлены только путем объединения славян, германцев, галлов и латинян.
Несомненно, не следовало забывать тиранических и завоевательных на тот момент устремлений советского режима. Используя методы тоталитарного подавления и, с другой стороны, призывая народы Центральной и Восточной Европы к солидарности перед лицом немецкой опасности, большевизм, несомненно, попытался бы распространить свою власть на земле по Висле, Дунаю и на Балканах. Но, как только Германия перестанет представлять собой угрозу, такое подчинение, лишенное породивших его оснований, рано или поздно покажется невыносимым его вассалам, а сами русские потеряют всякое желание действовать за пределами своих границ. Если же Кремль будет упорствовать в установлении своего господства, это вызовет недовольство попавших в его подчинение наций. История не знает таких режимов, которые бы смогли устоять против желания народов.
Я считал также, что своевременное выступление западных союзников против хозяев Кремля при условии, что оно будет согласованным и решительным, поможет сохранить независимость полякам, чехам, венграм и Балканским странам. После этого можно будет приступать к строительству новой Европы в виде организованного сообщества всех его народов от Исландии до Стамбула, от Гибралтара до Урала.
Таков был мой план, хотя я хорошо знал, что ничто никогда не происходит в точности так, как бы этого хотелось, и отдавал себе отчет в том, что именно в моей политике не будет поддержано как извне, так и внутри страны в первую очередь потому, что Франция еще очень слаба. Тем не менее, я был убежден,