Данила чувствовал себя счастливым. В такие моменты сильнее всего осознаёшь, что счастье в жизни есть, и оно – эта самая жизнь, какой бы она ни была.
Макар держал брата за руку. Уже полчаса точно. Он, казалось, боялся, что если отпустит, что-нибудь произойдёт.
В тяжёлой тишине Аой внезапно рассмеялся.
– Мы живы, – напомнил он. – Думаю, это стоит отпраздновать хотя бы улыбкой, а?
Его слова произвели удивительный эффект, точно Аой своим голосом перерезал удушающую верёвку тишины. Стало легче дышать. Четыре человека в состоянии шока – многовато даже для просторной машины Анатолия. «Мы живы», – повторил про себя Данила, поймав себя на том, что эти слова в его голове звучат всё с тем же забавным японским акцентом, с каким говорил Аой.
Данила наклонил голову Макару на плечо и улыбнулся. Они попытались поговорить. О погоде, о Толике с Тонькой, о недавно вышедшем альбоме любимой группы Дмитрия.
Данила думал, что вряд ли теперь когда-нибудь он забудет о своём Дне рождения. Трудно забыть о том дне, когда ты едва не потерял важнейшее, что только можно придумать. Сегодня он получил лучший подарок из всех возможных. Ему подарили брата. Ему подарили друзей. Ему подарили небо, запах кофе с ванилью в автомобиле Толика, гитару, дороги, парк с всеведущими бабушками, голубей и осень. А ещё зиму, весну, лето, десятки таких. Ему подарили шансы. Ему подарили ещё одну целую жизнь.
Анатолий
«Ты пожалеешь об этом, Штиль».
Анатолий слышал эту фразу достаточно часто, чтобы она вызывала у него не страх и даже не настороженность. Нет. Только искреннее любопытство, какую же гадость ему на этот раз соизволят сделать. Некоторые были весьма занятными, Толи любил, когда люди подходили к делу с должным старанием и оригинальностью. Раз уж человеку настолько нечем заняться, что он тратит своё личное время на то, чтобы придумать Анатолию трудности, Штиль старался уделять такому труду хотя бы часть своего свободного времени. Жаль, что его всегда не хватало. Но самые оригинальные выходки Толи временами даже записывал. Люди же старались, справедливо будет это увековечить. А после – рассказывать другим людям лет через сто.
С течением времени искусство человеческой пакости только совершенствовалось. Анатолий с удивлением отмечал, что в своём умении делать плохо другим люди достигли невероятных высот. Наверное, даже его сородичи этому умению немало завидовали. Штиль воображал, как его бывших коллег массово сокращали, сколькие остались без работы, но к этому всё и шло уже очень-очень давно. Людям свойственно учиться, и то, в чём когда-то