И не думайте, конечно, я пытался помешать зверствам, унижениям, которым подвергались обычные люди. Существа, которые не могут сказать за себя, заступиться или доказать обратное что-либо – тогда, они были для меня живым рупором из которого гулким звуком доносятся крики о помощи множества искалеченных душ. И в этом крике, было столько жизни, что когда я увидел глаза одной изнеможённой до придела возможного девушки и почувствовал её энергию, – ещё одна черта, которая отличает смертных, от бессмертных богов: чтение мыслей, энергии на расстоянии – осознал всю трагедию.
Я пытался возразить, брату, но когда все остальные, как по цепочке, последовали его примеру – мои надежды утонули в болоте собственных неудачных попыток что-либо предпринять, изменить; или же: доказать обратное. В какой-то степени, я мог физически вмешаться, но наша родственная, духовная связь с семьей, не позволяла предпринимать крайние меры, а только наблюдать за происходящими, коснувшихся Древних египтян изменениями.
Рабы – люди без воли и стремлений стать свободными. Они стали настолько обычным явлением божественной глупости, что считались естественным проявлением общественного достатка. Некоторые люди (основная масса) настолько опасались за свою жизнь, что не представляли себя вне системы тогдашнего набора законов и правил. Что возможно и к лучшему но, не зная истиной свободы, они мнили, утешали себя тем, что и мели. И считали правильным то, что живут не по своей воле, а в угоду «Высшего Божества», великого замысла. По прихоти моей семьи, возводя дворец за дворцом, трудились в поте лица и до самой гробовой доски не знали счастья большего, чем в перерыве от изнуряющих нагрузок, маленькие радости – простое, человеческое общение.
В один из таких дней, я стоял поодаль, в тени. И всё внимание сосредоточил на компании молодых. Смертных, которые, несмотря на полный трудовой, рабочий день – вели, вполне живую беседу. Хоть я и затаился, примерно в двух ста метрах, но слышал так, как если бы они говорили совсем рядом и находились на расстоянии вытянутой руки:
– Я больше так не могу. Мы должны что-то предпринять, – молвил парнишка низкого роста. Он мне показался самым активным из двенадцати собравшихся. Он говорил на древнеегипетском языке (я перевожу, для вашего удобства).
Парни хотели начать восстание, против моей семьи и шестёрок продажной власти, вроде господ или же ими избранных прихвостней. И я не был против этого. А всеми руками и воображаемыми ногами – «За!».
То, что они так в открытую обсуждали возможность свержения нынешней власти, а именно моей семьи поначалу показалось мне верхом идиотизма. И самой что ни наесть неперспективной идеей последних веков. Но когда,