Во имя каждого человека, ныне живущего или ушедшего в историю, я не сдамся. А всё потому, что надежда, которая заряжает меня словно атомная батарейка, не позволяет, даже при неблагоприятных обстоятельствах – разочароваться в людях. Опустить руки и смирившись провозгласить: «Человечество обречено на гибель» – нет. Последний раз, как первый – я буду биться с самой смертью за возможность снова привести человечество к великому триумфу. И если у меня не выйдет, я не буду жалеть о том, что попробовал и впоследствии, не вышло, потому что в этот раз битва будет и за жизнь и насмерть.
Теперь, я готов нарушить правило семейных уз.
И не важно, что будет дальше, потому что эта история, если меня не станет или же получится воплотить в жизнь план, попадёт вам в руки в любом прогнозируемом мной случае. А те знания… скрытые в строчках, которые вы читаете, помогут вам противостоять первозданному злу в лице самых смертоносных и опаснейших «людей» нашего времени…
Как и ожидалось, Стамбул – сегодняшнее его название – поглотил ужаснейший мор, но на улицах города не было трупов. Дома. Пустые прилавки с пропавшими продуктами, над которыми витал рой мух. Хаотично перевернутые столы, выбитые ставни на окнах. Тогда город ещё не был главным торговым, промышленный и культурный центром страны, как вы понимаете. Да и странны: Турции, как таковой ещё не было. Лишь маленький городок, в котором смешивались зачатки современной архитектуры. Достаточно зажитой, что бы в нем могло уместиться не большое по численности население. И по сравнению с теперешним пятнадцати миллионным населением – исключительно мал. Так или иначе, невзирая на размер, здесь было просторно. И в какой-то степени даже уютно.
Я шёл дальше маленьких домиков, по широкой площади. И ловил себя на мысли, что на улице ни души. Было такое ощущение, что город вместе с его жителями попросту вымер. Так тихо и спокойно, что интуитивно, почуяв неладное, я понял, что случилось. И уже не было необходимости спасать местных жителей от беды, нависшей над их головами.
«Когда надежды нет – вера, лучший друг отчаяния»
Поднявшись по бетонной лестнице и открыв ворота храма, я увидел груду человеческих тел, которые двигались, нет, больше дергались. Люди были мертвы, если их можно таковыми назвать. Они издавали стоны и ахи, хоть от их кожи веяло сладким, холодом сердце не билось. А мышцы, словно гранит тверды.
Дот того момента, я не видел ничего ужаснее и настолько же противного зрелища как то, которое ещё, на вскидку, минут пять в немом оцепенении наблюдал. Южный свет, проникающий через оконную раму храма, освещал мертвенно бледные тела, которые издавали нечеловеческие звуки больше похожие на страшные вопли. Очень громкие и резкие, словно внутри них, – а здесь было, навскидку, больше сотни живых мертвецов – поселился страшный зверь нравящейся вырваться наружу.
От неожиданности,