Вспоминаю, как Женя ходил в Подольске в храм Знамения Божьей Матери, которому больше трехсот лет, как он, когда только начали восстанавливать другой храм – Вознесения, возле которого теперь он похоронен, – лазил по подвалам, приходил весь в паутине и говорил: «Не могли люди оставить врагам иконы и церковную утварь, все это где-то спрятано, надо искать»…
У меня часто спрашивают: почему Ваш сын вернулся с крестиком на шее из деревни? Может быть, кто-то сказал ему такие слова, которые оказались дороже и важнее всех моих назиданий и претензий. Значит, запало ему в душу нечто очень-очень важное, что впоследствии двигало им. Ему Бог дал возможность перейти через смертный порог подготовленным.
Герои и патриоты из пробирки не появляются. Патриотизм – это обязательная составляющая жизни, которой надо учить. Не надо говорить громких слов о патриотизме. Патриотизм должен подтверждаться делами и всей жизнью. Из нашего рода (по моей линии и по линии мужа) восемь человек не вернулось с войны. Сын знал их всех по именам, знал, кто, где и как погиб. Под окнами школы, в которой он учился в поселке Курилово, находится братская могила: двадцать десантников не вернулись в 1943 году с войны. На этом месте подбили их десантный самолет, здесь их всех и похоронили. Здесь у них есть хороший памятник, где написаны их имена. Женя с одноклассниками ухаживал за этой могилой с семилетнего возраста.
А теперь вот к нему ходят на могилу, к простому русскому солдату, – не к сыну депутата или генерала. Он сделал свой выбор в девятнадцать лет. Это как раз тот возраст, когда не задумываются, будут ли тебя награждать или канонизировать, когда помыслы и душевные порывы чисты. Кстати, именно в девятнадцать лет Александр Невский одержал свою первую победу…
Когда я получила телеграмму, что мой сын дезертир, все во мне перевернулось. Я-то знала, что этого быть не может. И друзья Жени знали, и все соседи, и близкие – все понимали, что тут что-то не так. 26 февраля я была уже в Чечне. Чтобы попасть на ту заставу, где он стоял, нужно было преодолеть еще одну нейтральную полосу. Еще была не закончена война между Осетией и Ингушетией. И вот, как сориентироваться в этом, – это вообще страшно было. А потом начались очень длинные поиски. Оказывается, что МВД разыскивало своих, армейцы – своих, пограничники – своих. Была комиссия по розыску военнопленных. Тогда я думала, что они не хотят заниматься поисками. Сейчас я уже понимаю, что это не совсем так. Как могли эти офицеры пойти по горам искать наших детей? Что это могло бы дать? Они также попали бы в плен, или их бы убили, и все. Но тогда было все это трудно понять.
У меня было 5 млн. по тем деньгам (по курсу 1996 года), которые я взяла с собой из дома. Деньги быстро кончились, потому что сразу не сориентировалась.