Семья Акбара состояла из его старшей жены Гульбиби, очень скромной женщины с хорошими манерами воспитанной дамы, и второй жены – молодой с несимпатичным и грубым лицом. В доме были две маленькие девочки: примерно семи и девяти лет, младенец и маленький мальчик, уже упомянутый мной ранее.
У старшего сына Акбара Юлдаша, рослого молодого сарта, было тоже две жены. Первая – Тохта-джан[29] – имела всегда печальное выражение лица, ее я видел предыдущим вечером; вторая – Камар-джан – была краснолицей, крепкой, хорошо сложенной женщиной, с грубым непривлекательным лицом, зато всегда жизнерадостным. Камар-джан была родом из Ферганы, из долины Алмас, которая славилась красотой своих женщин, но, по моему мнению, совершенно незаслуженно, принимая во внимание внешние данные второй жены Юлдаша.
В течение дня мне нельзя было выходить во двор: из-за высокого роста я боялся, что меня легко увидят через низкие стены забора, и только ночью предоставлялась возможность размять ноги прогулкой. Целый день я вынужден был тихо сидеть в маленькой комнатке.
Начинался день с чашки чая и лепешки – круглого хлеба, иногда выпеченного из самой грубой муки. Лепешки были неплохи, пока свежи, но, по-моему, ужасный вкус им придавал лук, который сарты обязательно в них добавляют. Потом я сидел и читал; к счастью, мне удалось захватить с собой пару томов специальных работ по геологии, даже многократная читка этих книг мне не наскучивала. Таким образом я проводил время до часа или двух, когда был готов обед, состоящий из овощного супа с лепешками и чаем.
Юлдаш работал на маслобойке, а Акбар продавал масло на базаре, в то же время собирая для меня новости и информацию о передвижении красных войск. Вечером мы все встречались дома, и на закате был готов «аш» – этим словом местные жители называют плов. Блюдо было не тем восхитительным пловом прежних времен, а иным, приготовленным на хлопковом масле и с маленьким куском сушеного мяса. Было невкусно, и мы ели его просто, чтобы утолить голод. Семья ужинала в другой комнате, но Акбар составлял мне компанию. В центре комнаты, на полу, расстилалась небольшая застиранная скатерть, на которую ставилось блюдо с пловом. Мне портило аппетит то, что Акбар ел руками, как делают все сарты, нагребая полную горсть горячего риса и пальцами выжимая из него влагу, затем вымесив из него твердый комочек, он клал его в рот. Первое время я делил плов на блюде на две половины, и мы ели каждый свою порцию. Но позже, следуя законам гигиены, я попросил выделить мне отдельную тарелку. Чтобы не оскорблять чувств Акбара, я объяснил ему, что наша религия разрешает нам есть только из собственной тарелки и пить только из собственной чашки. Таким был обычай староверов[30], к секте которых принадлежали мои предки. В скитаниях это предохраняло меня от необходимости есть и пить из чужой немытой посуды и давало мне право иметь собственную чашку и кружку, не раздражая никого, –