– Тёма, не уходи никуда. Я знаю, ты взял кольцо. Дома тебе будет ещё хуже, ведь ты всегда говорил, что не можешь находиться рядом с мамой больше пяти минут, что она типа назит и всё такое… Останься.
Тёма ничего не ответил, ушёл в комнату, лёг на диван, накрывшись пледом с головой, и долго не подавал признаков жизни. Через пару часов Катя не выдержала и, присев на край дивана, стала робко гладить Тёмкину спину через плед. Он резко повернулся и прижался всем телом, обнял её так, как маленький ребёнок отчаянно прижимает к себе любимую плюшевую игрушку, когда не на кого уже больше надеяться. Они лежали так долго-долго.
Катя взъерошила жёсткие густые Тёмкины волосы, обцеловала лицо, сделав его мокрым от своих слёз. Тёма же повторял, как заведённый:
– Прости, Котя. Котя, прости…
Котя простила. Но не прошло и недели, как из дома вдруг исчез старенький телевизор. Дверца письменного стола, что запиралась на ключ, была безжалостно взломана и оттуда пропали последние деньги, отложенные на оплату квартиры. Затем куда-то делся потёртый от старости, телефонный аппарат. Обнищание коснулось даже кошки Масяни, она теперь сама искала себе пропитание, охотясь во дворе, а вместо дорогого наполнителя в лотке воняли ненавистные газетные обрывки.
После каждого «помрачения» Тёмка искренне раскаивался, стараясь загладить вину. Он пёк пироги, превращая самую дешевую рыбу в изысканный деликатес, готовил борщ на бульонных кубиках – пальчики оближешь! Ходил на рынок, выискивая, где подешевле и торгуясь за каждый рубль. Непременно сбивая цену, радовался как ребёнок, своей полезности на данный момент. Он истово убирал квартиру, ремонтировал старые вещи, электроприборы, сантехнику. С радостью помогал соседям, изо всех сил стараясь быть хорошим…
У парня были «золотые» руки – он мог починить всё! Но во время очередного «приступа» наносил дому больший ущерб, чем успевал отладить в период коротких ремиссий.
Тёмка неоднократно предпринимал попытки устроиться на работу. Сначала это были многочисленные магазины, которые брали на «испытательный срок», нещадно эксплуатируя с семи утра до десяти вечера, стараясь выжать из несчастного все жизненные силы. Когда же осатаневший и оперившийся новичок через пару-тройку недель рабства начинал роптать и настойчиво намекать, что неплохо было бы все-таки, в конце концов, заключить Договор или пытался получить какие-либо сведения о зарплате, его тут же увольняли с неизменным приговором: «Вы нам не подходите!»
Ежели надоеда продолжал гундеть, что, мол, за работу полагается платить – то строгая менеджерская бровь грозно и удивлённо взлетала вверх, требуя письменных