Казалось, уже успела закончиться вечность, когда мы попали в огромную, залитую светом комнату. Я боялась поднять глаза и видела только белые гладкие плиты под ногами, и свое отражение в них.
– Посмотри на меня, дитя, – раздался густой гулкий голос. Казалось, он растекается по комнате, заполняя самые ее дальние уголки.
Я немного приподняла голову, косясь, но еще не решаясь взглянуть на обладателя такого звучного голоса. Подумалось, что он, должно быть, достает до самого потолка. Было страшно, и я рассматривала узор на полу, нарисованный солнечными лучами, проникшими через резную оконную решетку.
– Смелее, дитя, – подбодрил голос.
Я еще немного приподняла голову, а потом, забыв о том, что надо вести себя скромно, уставилась во все глаза – передо мной, в резном блестящем кресле сидел, как мне показалось, старый-престарый человек с длинными белыми волосами и белой бородой. Его худое тело скрывалось под белой блестящей одеждой, а черные глаза, казалось, пронзали насквозь.
– Прими благословение, – раздался за спиной голос провожатого и меня подтолкнули к старцу.
Я поспешно прикоснулась к обутым в кожаные сандалии ступням.
– Живи долго, – на макушку опустилась рука, а затем мягкие пальцы, погладив по щеке, коснулись подбородка и приподняли голову. Новый незнакомец оказался так близко, что невольно стала его рассматривать. Несмотря на белые, как луна, волосы, кожа на его лице была на удивление гладкой и по сравнению с руками слишком белой, а пронзительность взгляду придавала черная подводка. – Так ты у нас виша-канья, родилась в накшатру Шатабхиши, – он замолчал и выжидательно смотрел.
Уже второй раз при мне говорили «виша-канья», но я не знала, что это такое. Не знала хорошо это или плохо, поэтому молчала.
– Молодец, – неизвестно за что похвалил меня старец. – Умные девочки всегда больше слушают, чем говорят. Как тебя зовут, дитя?
– Нейса, – пролепетала я непослушными губами.
– Родители выбрали для тебя благоприятное имя, дитя. Они сделали все, что смогли. Теперь твоя судьба зависит только от тебя. Ты красивая девочка и по рождению суждено стать девадаси.
Меня уже второй раз назвали красивой и от удивления несколько раз сморгнула – наверняка, он надо мной смеется. Я опустила голову и закусила дрожащие губы.
– Ты знаешь, кто такие девадаси? – после непродолжительного молчания, вновь раздался глубокий голос.
Я отрицательно помотала головой.
– Девадаси – это храмовая танцовщица.
Я настолько удивилась, что вновь вскинула голову, вглядываясь в белое гладкое лицо – может, он не соврал? Может, я действительно, красивая, если должна стать храмовой