Крейн ждал в переулке за домом.
Как только раздался первый короткий гудок, Крейн отодвинул доску в заборе и пролез через дыру; второй гудок застал его на середине перебежки через темный двор по запущенному газону, а когда зазвучал третий гудок, он уже разбил кулаком в перчатке окно своей спальни и выбирал осколки из нижнего края рамы, чтобы пролезть в комнату и перевалиться через кровать.
К тому времени, когда гудок умолк, он стоял около кровати. В доме было тепло, почти жарко; обогреватель проработал прошлую ночь, весь день и половину этой ночи, и духовка, конечно, была включена.
Он снял рабочую перчатку, которую дал ему Арки, и бросил ее на пол.
Спальня была разгромлена. С кровати сдернули одеяла и простыни, матрас распороли, ящики из бюро выдернули и вытряхнули на пол.
Он прошел по коридору к ванной, держась за стенку и ощупывая ногой пол перед тем, как наступить, потому что все было завалено вываленными из шкафов журналами, книгами и одеждой. В ванной было совершенно темно, и ему пришлось на ощупь рыться в коробочках и пузырьках, которые вытряхнули из аптечки в раковину.
Он безудержно зевал; ладони у него вспотели.
В куче, громоздившейся в раковине, он нашарил резиновую грушу и бутылочку с соляным раствором и пожал плечами. «Раз уж ты здесь…» – мысленно сказал он себе.
На ощупь он налил немного раствора в кофейную чашку, чудом уцелевшую в раковине среди разгрома. Потом поднес палец к лицу и нажал на край правого глаза. Приглушенно чавкнув, пластмассовая полусфера вылезла из тефлонового кольца, прикрепленного к двум мускулам глазницы. Медиальная прямая мышца, вспомнил он, и латеральная прямая мышца. Ему вставили это кольцо в восьмидесятом, что ли, году. До этого он носил стеклянный глаз, и ему приходилось ежемесячно ходить к окулисту, который вынимал глаз и промывал. Теперь ему нужно было делать это ежедневно самому, вроде как другие промывают контактные линзы.
Он осторожно опустил искусственный глаз в чашку, а потом набрал в грушу немного раствора и начал промывать струйкой пустую глазницу.
Он не сделал этого с утра, и поэтому сейчас старательно поливал из груши. Окулист называл эту процедуру орошением полости.
Но, в конце концов, стало уже невозможно делать вид, будто он еще не закончил процедуру. Вообще, зачем он сюда пришел?
Ах да, подумал он. Конечно. Спирт для протирки, стерильная подкладка и пачка стерильного медицинского бинта. Он поставил на место искусственный глаз, в очередной раз зевнул и продолжил копаться в темноте. У него, похоже, не было сил глубоко вздохнуть.
Поклясться могу, они его обрезали, думал он теперь, проползая на четвереньках по собственной гостиной и смаргивая с глаза лишнюю жидкость. Не могли не обрезать. Он тащил с собой бинты и бутылку со спиртом, завернутые в рубашку, которую он вынул из корзины для грязного белья.
Он снял телефон со стола, поднял трубку, глубоко вдохнул и медленно, с облегчением,