– Арсений, хотелось бы услышать от тебя более вразумительные объяснения, – Акименко грозной скалой нависал теперь над провинившимся сотрудником.
– А что тут объяснять, Станислав Сергеевич? Ответственность целиком на мне, я данный факт признаю, и более мне добавить ничего. Разве что кроме… В общем, я бы предложил не прекращать эксперимент, я верю в Стандартную модель. Можете меня уволить или даже убить, но я сделал то, что сделал. Исправить ситуацию сейчас уже невозможно!
– У него еще хватает наглости что-то предлагать! – вновь завелся Цыпкин. – Да тебя на пушечный выстрел теперь никто не подпустит к установке! Да тебя тут больше никто и никогда даже слушать не станет! И не только тут, а вообще нигде! Все, забудь про науку! Ты кончился, придурок, ты кончился как ученый, даже еще не начавшись!
Козырев ничего не ответил.
Акименко тоже хранил гробовое молчание. Он сел на диван, взял в руки журнал. Какое-то время листал его с невидящим взглядом, затем и вовсе закрыл, свернул трубочкой. Локти поставил на стол, журнал между правой и левой рукой образовал некое подобие полочки, на которую шеф положил свой подбородок и замер. Несколько минут он сосредоточенно смотрел в одну точку. Потом медленно произнес тихим, едва слышным голосом:
– Завтра я уезжаю на неделю в Швейцарию. Эксперимент продолжать как ни в чем не бывало. Никому ничего не предпринимать! Разбор полетов после моего возвращения. И чтобы об инциденте знали только присутствующие!
– Какой смысл продолжать эксперимент? – удивился Цыпкин. – Эти данные у нас уже есть!
– А какой смысл его прекращать? Так или иначе, но эксперимент идет. Дадут ли нам организовать новый? Сомневаюсь… а к вам, Сергей Львович, у меня еще будут вопросы по возвращении. Как так получилось, что эксперимент готовится по неверным параметрам, а вы – тот, кто за него отвечает, – про то ни сном ни духом?! И Козырева, кстати сказать, я тоже вам поручал, вот ведь как! Арсений, безусловно, виноват, но имейте в виду, с вас тоже никто ответственности не снимает!
Как ни старайся скрыть провал столь крупного эксперимента, а шила в мешке не утаишь! Вскоре вся лаборатория, да что там лаборатория, весь институт обсуждал произошедшее.
В тот же вечер Козыреву позвонил Малахов. Он был явно расстроен.
– Арсений, скажи мне, милый друг, что там у тебя случилось? Мне звонил Акименко, ты даже не представляешь, что мне пришлось от него выслушать!
– Ну значит, вы уже все знаете.
– Да, но мне все ж таки хотелось бы услышать и твою версию.
– Моя версия ничем не отличается от официальной.
– Что-то тут не сходится, мой мальчик. Во-первых, я слишком хорошо тебя знаю. А во-вторых… – Малахов замолчал.
– Что во-вторых? – Арсений явно заинтересовался.
– Скажем так, – после паузы продолжил профессор, – из того, что я слышу, не может следовать то, что я вижу.
– Что там, расскажите! – Козырев понял, что учитель имел в виду свои особые способности,