2. Ряд исследователей полагают, что «ПБО» реально существовала и даже готовила восстание в Кронштадте. При этом, ссылаются на свидетельства финского подполковника Юрьё Эльфенгрена и бывшего члена Госсовета, кадета Д. Д. Гримма.
Есть основания полагать, что чекисты, формируя это дело, собрали в одну кучу как мифические, созданные их воображением, так и реально существовавшие в Петрограде разрозненные кружки либо группы общавшихся между собой, критически настроенных по отношению к советской власти людей, в основном из числа интеллигенции и бывших офицеров. Некоторые из них не только осуждали политику новой власти, но и высказывали намерения ее свергнуть. Об этом свидетельствуют признательные показания ряда лиц, арестованных по делу «ПБО». Но значительная масса репрессированных по этому делу людей была включена чекистами в состав организации без достаточных оснований.
Главные следователи по делу – особоуполномоченный ВЧК Я. С. Агранов и председатель Петроградской губчека Б. А. Семенов – особо и не скрывали, что акция носит упреждающий характер. Агранов, например, говорил: (со слов Бермана), что значительная часть петроградской интеллигенции находилась одной ногой в стане врага, и эту ногу требовалось «ожечь».
Сказанное подтверждается характером обвинений, предъявленных участникам «ПБО». Так, обвинение скульптора князя Сергея Ухтомского было основано на его научной статье «Музеи и революция», текст которой обнаружили у убитого при переходе границы Германа.
Самую многочисленную группу в деле «ПБО», насчитывавшую 173 человека, следователи назвали – «соучастники». Из их числа 21 человек был приговорен к расстрелу, в том числе – один из лучших поэтов «серебряного века», бывший офицер Н. С. Гумилев25.
Согласно выписке из протокола заседания президиума Петрогубчека, он был арестован 3 августа за то, что, как «активно содействовал составлению прокламаций контрреволюционного содержания, обещал связать с организацией в момент восстания группу интеллигентов, кадровых офицеров, которые активно примут участие в восстании, получил от организации деньги на технические надобности»26.
Многие исследователи задолго до реабилитации поэта ставили под сомнение обоснованность его ареста. На одном из допросов (в деле их – три) Гумилев заявил, что, встретившись с Вячеславским (он не знал, что это Шведов), говорил ему, что может «собрать активную группу из моих товарищей, бывших офицеров, что являлось легкомыслием с моей стороны, потому что я встречался с ними лишь случайно и исполнить мое обещание мне было бы крайне затруднительно». На следующем допросе он добавил, что не имел в виду «кого-нибудь определенного, а просто человек десять встречных знакомых, из числа бывших офицеров»27.
Судя по всему, за свой «легкомысленный треп» поэт и поплатился. Какие-либо другие серьезные доказательства его вины