С каждой минутой уличное гуляние приобретало всё более широкий размах. Появились первые подвыпившие парни, обнявшись за плечи, они бродили по площади и пьяными голосами дружно скандировали: «Толстуха Масленица вина напилась и блинов обожралась! Эх, да обожралася! Ох, да вина напилася! Ух, Масленица толстуха, да обожралася и напилася! А мы пить будем и гулять будем, а смерть придёт меня дома не найдёт! Я на печке, на печи, на девятом кирпячи!»
За торговыми рядами устроители праздника сделали детские горки, которые ещё за сутки до праздника опробовала деревенская ребятня, а сейчас детей так много, что выстроились в рядок и ждут свое очереди, чтобы на саночках с ветерком спуститься с горки. Мальчики веселятся, толкают друг друга, а девочки скромные, они не озорничают, они мирно стоят и поют песни:
– Пойдемте-ка на горку, да на горку, ой!
Да на горку, да на горку, ой!
Гляну я всё под зорьку, ой!
Кликну я соловейку, ой!
Соловейка мой, родный братик.
Что же ты ко мне не летаешь?
Пацаны десяти, двенадцати лет послушали девочек и тоже выдали свою песенку:
– Широкорожая масленица, мы тобою хвалимся.
Мы тобою хвалимся!
На горах катаемся, на горах катаемся!
Блинами объедаемся, блинами объедаемся!
И вот уже вся ребятня, притоптывая и приплясывая, запела:
– Уж ты, Масленица-полизуха,
Лелюшки, лели, полизуха!
Протянись ты хоть до Духа,
Лелюшки, лели, хоть до Духа!
А мы масленицу дожидали,
Лелюшки, лели, дожидали!
Сыром горочку посыпали,
Люлюшки, лели, обсыпали!
Вскоре на площади от ярких девичьих платков; зелёных, малиновых, лиловых, голубых, розовых и пестрых, казалось бы, стал таять снег, а от приталенных девичьих душегрей, расшитых золотыми и серебряными нитями, обшитых по краю сияющей на солнце золотой бахромой, она заиграла причудливыми узорами. Давно не видела Карагайка такого красочного великолепия. Девицы красавицы, в будни, казавшиеся обыкновенными деревенскими девчонками, сегодня в глазах взрослеющих юношей стали самыми милыми и в этот день они, кажется, даже прозрели, осознали, что милее и краше девичьей красы нет ничего на свете. Увидели, что нет краше своих карагайских