Лео вопросительно поднял бровь.
– Он постоянно втягивал Роберта в неприятности. Маман его ненавидела. То они построили лодку и чуть не утонули. То вырыли все гортензии, потому что искали клад. То подорвали мусорный бак, запуская его в космос. Отец подал на них в суд, и всему их семейству запретили приближаться к нашему дому.
– Ваш отец всегда так делал?
– Он заботился о том, чтобы мы стали толковыми людьми. Выбирал, с кем стоит дружить. Роберту, конечно, доставалось больше… – она помолчала. – Это важно?
– Может быть, и нет, – Лео пожал плечами. – Но если лезешь кому-то в душу, прикинься хотя бы другом.
Камера выхватила циферблат больших напольных часов, стрелки которого уныло застыли в положении двадцать минут седьмого, и следующим кадром запечатлела толстяка с длинными повисшими усами. Он стоял в группе людей, которые пили и натужно смеялись, убирая улыбку сразу, как только собеседник отворачивался.
Привалившись к камину, Роберт неотрывно смотрел на дверь. Несмотря на толчею в комнате, вокруг него было пустое пространство. Он отвлекся, только когда рядом появилась Мадлен и постучала по бокалу, привлекая всеобщее внимание.
Оператор и тут постарался с выбором места: съемка велась сквозь фужеры с шампанским и ряды тарталеток с икрой, а слов было не разобрать из-за музыки. Зато было прекрасно видно, как некоторые из гостей переговариваются за спиной Мадлен, прикрывая рот и кивая на Роберта. По окончании тоста именинник залпом намахнул бокал и обвел окружающих плохо фокусирующимся раздраженным взглядом.
– М-да… Похоже, тут многие мастера прикидываться… – пробормотал Лео. – Такой большой дом… Всё есть… Что же тебе не живется?
Застывший на экране Роберт комментариев не давал.
Все оставшееся время полета Лео изучал материалы из папки. Он рассортировал фотографии и расклеил их по стенам и сидениям самолета: семья, друзья, коллеги, клиенты… Мадлен действительно провела большую подготовительную работу. Рядом с фотографиями гостей он записал те язвительные комментарии, которые им выдала Мадлен. Вот тучный усатый партнер Роберта, рядом с которым значилось: «обжора и мизантроп»; секретарь – «склизкий червяк и подхалим», кузина – «безобидная дурнушка, вечная подружка невесты».
Потом сел на пол в проходе, посмотрел на все эти лица и поежился. Это был совсем чуждый ему мир, и влезать в шкуру Роберта совершенно не хотелось.
* * *
Лео сидел в коридоре больницы, смотрел сквозь стекло палаты на ссору между женой Роберта и Мадлен и ел выставленные для посетителей конфеты. Если честно, Лео болел за Елену. Ей явно приходилось несладко, но она держалась, не подпуская Мадлен к лежащему на кровати брату.
– Тебя тоже отправляют за дверь, когда другие ругаются?
Лео повернулся на голос. Мальчик лет шести стоял рядом и грустно смотрел за стекло. Лео подвинулся,