Та полулежала в постели, в комнате пахло успокоительной солью. Возле Анастасии Куприяновны суетилась горничная Глафира, которая цыкнула на Катю, когда та с криком «Барышня помирает» ворвалась в комнату.
Анастасия Куприяновна вскрикнула, резко поднялась с подушек, но тут же опрокинулась назад в глубоком обмороке.
Катя полными слез глазами посмотрела на нее, потом оттолкнулась руками от постели, поднялась и, шатаясь, пошла к двери.
Надо сказать Павлу Афанасьевичу, подумала она, но бежать в другой конец дома, где молодой барин приводил в чувство отца, у нее не было сил. Побрела назад в комнату, где умирала, как ей казалось, барышня. Переступив порог комнаты, она обнаружила Павла, стоящим на коленях возле сестры. Он обнимал ее руками, плакал и повторял одно слово: «Аня». Катя больше не могла сдерживаться. Припав к деревянной спинке кровати, зарыдала, запричитала, как причитали бабы в деревне над покойниками. В голове у нее шумело, грудь распирало от тупой боли, слезы кипятком зарождались под веками и кипятком проливались на щеки и сжатые в кулачки руки.
Очнулась она от струи холодного воздуха, проникшего в комнату. Подняла голову и увидела одетого во все черное человека с саквояжем в руках. Рядом с ним был еще один незнакомец, тоже почти во всем черном. Эти двое производили такое зловещее впечатление, что Катя захолодела от ужаса. Она ползком пробралась в угол, втиснулась за комод и замерла там, уставившись расширенными от страха глазами на двух незнакомцев. Видимо, почувствовав ее взгляд, один из них обернулся в угол и улыбнулся. Девушка могла побожиться, что губы его даже не шевельнулись – улыбались лишь глаза. Но страх ее мигом прошел, а сама она готова была уже служить ему.
– Ну-с, посмотрим, – донесся до нее его уверенный голос. Незнакомец шагнул к постели, взял безжизненную руку Анны, в другой руке с мелодичным звоном открылась крышка больших золотых часов.
Лицо незнакомца вначале было сосредоточенно спокойным. Но не прошло и минуты, как он нахмурил брови, губы его плотно сжались. Раз, другой взглянул на вытянувшееся тело, потом наклонился над больной, приложив ухо к ее груди. Не удовлетворившись этим, незнакомец стал ощупывать шею Анны, как будто что ища. Вот его пальцы замерли под ухом больной, он закрыл глаза, вслушиваясь в различимые ему одному удары.
Доктор, подумала тогда горничная, доктор из города. Теперь-то будет все хорошо, недаром же он ученый человек.
А в это время доктор повернул голову к своему спутнику и что-то сказал тому на незнакомом языке. Но не французском, который Катя немного разбирала, общаясь со своей барышней. Не был это и немецкий, на котором иногда ругался Иохим, лекарь, появившийся в дому давно. Говорили, его Афанасий Петрович из последнего похода привез да и оставил жить у себя в благодарность, что тот спас его, вынеся из боя, когда конь под бравым Афанасием