Владимир Ильич, видимо, собирался еще немного поразглагольствовать по поводу своих эмигрантских воспоминаний, но император Михаил довольно резко прервал его дозволенные речи.
– В конце концов, господин Ульянов, я Император Всероссийский, и в силу коронационной присяги и велений своей совести обязан печься исключительно о тех, кто является моими подданными. Что я и делаю, всеми силами пытаясь превратить большую империалистическую войну в серию скоротечных конфликтов, в которых погибнет на порядок меньше русских солдат, чем было в прошлый раз. Что касается вас, то вы являетесь министром труда Российской империи, и в ваши профессиональные обязанности входит забота исключительно о российских трудящихся, а не о подданных турецкого султана или австрийского императора. Вот когда они в результате нашей победы станут российскими подданными, тогда мы с вами и будем о них переживать, Мы по своей линии, а вы по своей… И я не Иисус Христос, чтобы пытаться объять своей заботой все человечество, да и вам тоже не стоит торопиться на Голгофу.
Ильич хотел было сказать еще что-нибудь такое нелицеприятное, но Коба вдруг веско сказал: «товарищ Михаил полностью прав!» – и вождь мирового пролетариата осекся на полувздохе. С недавних пор за молодым грузинским революционером стало наблюдаться что-то такое эдакое, отчего тушевались и смущались даже те люди, которые были старше его и по возрасту, и по положению.
– В русском народе, – как бы пояснил он свои слова, – говорят, что тот, кто слишком широко шагает, рискует порвать свои штаны в самом интересном месте. К великой цели требуется двигаться маленькими шагами. Российская империя при товарище Михаиле стала одним из самых социально ответственных государств, отчего австрийские и турецкие рабочие, перешедшие в российское подданство, ничего не потеряют, зато приобретут положенные им по закону социальные гарантии. Я, например, понимаю это именно так.
– Кхм, – сказал смущенный Ульянов, – действительно, товарищ Коба. Что-то я об этом не подумал. Но в таком случае надо признать, что чем сильнее будет развиваться капитализм, переходящий в свою высшую империалистическую фазу, чем чаще и сильнее его будут потрясать глобальные экономические кризисы, тем острее будут политические противоречия между отдельными империалистическими державами. И если экономические противоречия при империализме выливаются в мировые экономические кризисы, то политические противоречия, по закону перехода количества в качество, должны приводить к глобальным войнам, в которых за передел мира будут сражаться все имеющиеся в наличии империалистические державы…
– Все верно, товарищ Ульянов, – облегченно