Да и билет третьего класса самый дешевый.
Поезд от Орла шел почти сутки. За это время Верочка не то чтобы разочаровалась в народе, но устала от него. Подумала: прежде она общалась с простыми людьми когда хотела и сколько хотела. Например, привез мужик дрова, сгрузил, маменька с ним рассчиталась, а Верочка спросит: как урожай, хватает ли земли, есть ли школа в селе? Спросила что хотела, попрощалась. Если мужик болтлив не по делу, разговор можно прервать.
В третьем классе каждый едет до своей станции. И не молчит.
Поначалу Верочке было интересно. Федя, вечный студент-недоучка, сосланный в провинцию да там и оставшийся, объяснил ей: чтобы просвещать народ, важно понять, насколько он темен. То, что народ темен, Верочка понимала и раньше. Но не представляла насколько.
Прежде всего, народ был в патриотическом угаре. Обсуждал войну, удивлялся, почему еще японца не победили? Пожилой дьячок рассказал, как в соседнее село пришла весть о солдате, погибшем в далекой Маньчжурии. Все вздохнули, но никто не возмутился. «Война – дело царское», – заметила пожилая купчиха, в синем горошистом платочке.
Верочка помнила, что Федя говорил про войну. Что после Крымской войны, когда просвещенные мореплаватели – англичане – и республиканцы – французы – победили Россию, царь отменил крепостное право и начал другие прогрессивные реформы. А еще что наше офицерство – реакционное – и чем больше полковников Скалозубов и унтеров Пришибеевых убьют в этой Маньчжурии, тем лучше. Некому будет в России расстреливать забастовщиков, как недавно в городе Златоусте.
Тот, кто решил служить народу, должен не только его слушать, но и просвещать. Верочка занялась этим прямо в вагоне. Но убеждать народ надо уметь, а Вера – не умела. Что такое «реформы», попутчики не поняли. «Податей платить не надо будет?» – заинтересованно спросил сосед-крестьянин. Верочка не знала, отменят ли подати после реформ, не стала врать, и крестьянин остался без ответа.
Еще хуже вышло, когда понадеялась вслух, что в Маньчжурии погибнут реакционные офицеры и унтеры. Один попутчик как раз оказался бывшим унтером. Желчно спросил барышню: если нашу армию побьют, кто же тогда вас, барышня, защитит? Вспомнил давнюю войну в Болгарии, как башибузуки – турецкие головорезы расправлялись с крещеным народом. «А таких девиц, как вы, барышня, сразу, конечно, не убивали», – договорил с сальной интонацией.
Самое обидное: и дьячок, и купчиха, и даже симпатичный мужик – рассмеялись. Верочка обиделась, отвернулась к окну. Хорошо, что ей достался уютный уголок: устала от разговоров, отвернулась и вроде как в стороне. Только слушаешь глупые рассуждения соседа-унтера, что турок тоже не сразу победили, хотя все кричали, что сразу. Значит, и японца победим. «Только если барышни не будут чаять, чтоб японец офицерство наше пострелял», – добавил отставной вояка. «Пришибеев, какой Пришибеев», – шептала Верочка пейзажу за окном.
Пейзаж не радовал. Это поэт-демократ Некрасов восторгался