У Шмарова я смог заполучить книжный знак библиотеки известного нашего дореволюционного краеведа А.Н. Норцова. А Юрия Борисовича, в свою очередь, интересовали тамбовские издания, особенно каталоги картинной галереи, которые я ему, по возможности, доставал.
Живший в Москве наш земляк, сын известного художника, у которого я учился, Борис Алексеевич Лёвшин, в 1973 году изготовил в технике линогравюры экслибрис для Юрия Борисовича. На нём также изображён тот памятный московский дом Шмарова. У Юрия Борисовича было много интересных сторон его деятельности. Он собрал огромную коллекцию портретов дворян, библиотеку по русской геральдике, был одним из консультантов кинофильма «Война и мир». Словом, многое можно было обыграть в композиции экслибриса, но Лёвшин акцентирует внимание на его старом дворянском доме. Настолько впечатляла квартира коллекционера в старом «дворянском гнезде».
После смерти Николая Алексеевича Никифорова основная часть его коллекции перешла Сергею Николаевичу Денисову. И тут, поскольку новый владелец очень заинтересовался старым мичуринским художником Сергеем Георгиевичем Архиповым (1897–1991), выяснилось, что в собрании Никифорова, оказывается, был рисунок экслибриса работы этого живописца, относящийся к 20-м годам XX в., а, точнее, 1923 года. В композиции этого безымянного экслибриса «буржуйка» и человек, читающий около неё книгу. Но Николай Алексеевич, почему-то никогда не говорил мне о нём и даже не опубликовал небольшой заметки, в то время, как о менее любопытных экслибрисах писал неоднократно. А ведь изготовление тамбовским художником экслибриса в те годы хоть, вероятно, и в Москве, это важный факт, свидетельствующий о том, что и после революции экслибрис был, тем более интересно, что именно тамбовский.
Сподвижники Никифорова не только возрождали дореволюционный русский экслибрис, а ещё и продолжали традиции советского книжного знака первых послереволюционных лет.