Мужчина ловко расставлял тарелки на столе, доставал хлеб, резал сыр и колбасу.
– Давайте я вам помогу, а то сижу без дела.
– Ты моя гостья, вот и сиди. Что-то тебя сильно удивило, раз ты приехала ко мне.
– Да. Я хотела сказать, что…
– Подожди, давай поедим, а потом будешь рассказывать. Выпьем хорошего вина.
Водрузив еду на понос, Константин Петрович пошел в комнату.
– Есть будем здесь…
Катерина, когда переступила порог комнаты, невольно замерла: в комнате была хорошая мебель, не современное ДСП и не советские стенки, а что-то более старинное, в углу стояла деревянная скульптура девушки – древнегреческой или древнеримской богини, опирающейся на копье. На окнах – тяжелые шторы, как в музее.
Увидев ее удивление, Константин Петрович пояснил, что мебель досталась от матери…
Съев закуски и выпив по бокалу хорошего вина, Катя откинулась в кресле. Ей не терпелось начать разговор, но что-то в движениях и взгляде собеседника останавливало ее. И только когда мужчина допил бокал и отодвинул тарелку, она сказала, подавшись вперед:
– Дело, кажется, все более и более запутывается. Тот, кого я разыскиваю, оказывается, работал в театре, и он – исчез.
– Да? – но Кате показалось, что ее собеседник ничуть не удивился. – Ну, что ж! Чего-то подобного я ожидал.
– Почему? – с удивлением спросила Катя. – У вас были какие-то подозрения?
– Ничуть! Просто интуиция, которая редко ошибается. – А потом добавил тише: – Круг все более и более сужается. Ты не находишь?
– Нахожу… Кто там у тебя следующий в списке?
– Супруги Колосовы.
Он вздернул голову вверх. Супруги Колосовы были убиты несколько дней назад на даче. Говорили, что залез какой-то приезжий гастарбайтер и убил их. Никто не видел его, но все были уверены – это сделал один из тех, кто строил дома в округе. И только Константин Петрович прекрасно понимал, что этого «гастарбайтера» никто никогда не увидит, и тем более не поймает.
Колосовы переехали на новое место жительства. Вряд ли у Кати их новый адрес, пока она найдет, пройдет время. Не стоит ее тревожить раньше времени. Пусть пока побудет в неведении о случившемся. Он сам постарается принять меры. По своим каналам.
– Я все думаю о теме своей диссертации, – тихо сказала Катя. – И прежде всего, о Буллите, сыгравшем такую важную роль в русско-американских отношениях, и вообще в дипломатии двадцатого века…
Роман шел с трудом, не то чтобы не было вдохновения… Оно было, но отвлекали дела разного рода, большие и мелкие. Он рвался к театру, к пьесам. Пространство театра было для него священным, как и тогда, в далеком незабвенном Киеве: как тогда замирало его сердце от рампы, от золотистых солнечных пылинок, пляшущих в воздухе!
О, волшебная пыль театра. Незабвенное время.
При малейшей возможности он играл, актерствовал. Он был готов играть всю жизнь и неважно кого, само упоение