Ни он, ни я не имели представления о времени, и, следовательно, не было способа определить, как долго Джозеф был привязан этими энергетическими узами к своей семье из-за того, что они установили памятник на месте его смерти. Но я все же заметил, что на деревянных частях памятника краска начинала облущиваться и кое-где уже зеленел лишайник. Это был верный признак того, что крест простоял здесь как минимум несколько месяцев. И фотографии тоже успели полностью выгореть и покоробиться. Единственное, что оставалось таким же ярким, как и в тот день, когда памятник был установлен, – пластиковые цветы, ведь увядание им не свойственно, и они продолжали отрицать смерть этого человека столь же безоговорочно, как и всякий тлен. Тем самым они давали какое-то извращенное утешение тем, кто проезжал тут каждый день с грустным лицом. Настоящие цветы завяли бы давным-давно, и это стало бы лучшим подтверждением кончины Джозефа П. Ноланда. Пластиковые цветы продлевали агонию, а значит, он пробыл узником этого места достаточно долго – настоящие цветы за это время давно бы успели завянуть и опасть.
Какое-то время он молча переваривал услышанное. Затем обернулся и стал разглядывать крест, в задумчивости покачивая головой.
– Может, и так. В детстве меня накачивали всей этой религией, хотя потом я не очень-то ее держался. Всё рассказывали, что Бог разозлится, будет судить и все такое, и чуть что – в мгновение ока зашвырнет тебя в ад, если решит, что ты согрешил. Да, было такое дело – это мой паршивец-папаша все любил меня стращать такими россказнями. Что ж, я порядочно нагрешил, не буду этого отрицать. Пьянство было хуже всего, но и прелюбодеяние за мной водится, причем в немалых количествах. Всякие женщины легкого поведения – даже проститутки время от времени, когда припечет. Но главным образом – замужние. Их, как оказалось, соблазнить легче всего – достаточно пары ласковых слов плюс подарочек подороже. Я на самом деле никогда не придавал этому особого значения, хотя был женат на хорошей женщине. Сейчас-то мне делается не по себе, когда задумываюсь над этим, понимаю, что делал ей больно. Она все знала, хотя на эту тему не заводила разговоров, по крайней мере до третьего раза, когда застала меня на горячем. Кричала: «Все, развожусь, с меня хватит!» Однако не ушла от меня. Сам не понимаю почему, честное слово. Думаю, что из-за денег. Я действительно всё тащил в дом, а ей ничего другого и не было нужно. Правду говорю, я на нее денег не жалел, клянусь.
Он присел и какое-то время сидел молча. Я не мог понять: то ли он с ностальгией вспоминает что-то из своих прежних похождений, то ли задумался о том, насколько суровую цену придется заплатить за них, когда настанет час постучаться в райские врата.
– Полагаю, ты прав, – сказал он, оборачиваясь в мою сторону так, чтобы можно было видеть мое лицо. – До смерти боюсь этого суда. Не сомневаюсь, что меня отправят в ад. Думаю, мне следует сделать то, что до меня уже проделали двое других парней, которые уже