– Добрый день, доктор, как самочувствие сегодня у Фюрера?– протянул ему руку Борман и Морелль, пожав ее, весело прищурил поросячьи глазки.
– Я сделал ему несколько инъекций и сейчас Фюрер бодр и жизнерадостен. Кризис миновал и я надеюсь, что это свидетельствует о том, что лечение мной назначенное, приносит положительные результаты.
– Хорошо,– обрадовался Борман.– Я попрошу вас о маленьком одолжении, герр Морелль, не могли бы вы отложить ваши дела на четверть часа? Боюсь, что Фюреру могут не понравиться некоторые сообщения из России. Он так раним. Ваша помощь может понадобиться, доктор.
– Я рядом,– кивнул с готовностью Морелль и присел на стул для посетителей. Борман признательно улыбнулся лечащему врачу Фюрера и указал переводчику Паулю на свободный стул рядом с ним.
– Ждите, Пауль, и будьте готовы, вас позовут.
Фюрер работал, он стоял, вцепившись в спинку кресла и, диктовал свою очередную речь стенографисткам, не успевающим ее записывать. Две девицы, поджав сосредоточенно губки, строчили в блокнотах, боясь пропустить что-либо и, испуганно дергались обе, понимая, что смысл ими давно утерян. Адольф и сам давно уже потерял нить логическую и, прыгая с пятого на десятое, просто злословил, проклиная вся и все.
– Германия не позволит Англии, Америке и России диктовать миру политические приоритеты,– орал Гитлер, стуча себя кулаком в грудь.– Мы заставим этих евреев-большевиков считаться с нами. Армия и флот Германии, вот что заставит этих подонков быть покладистыми. Мы поставим их на колени и приведем к покорности всех. Плутократию Америки, дельцов с Уол-стрит и жидов-комиссаров засевших в московском Кремле. Нацисты, я – ваш Фюрер, долго терпел и, будучи миролюбив в душе, всячески старался найти пути к мирному сосуществованию с соседними странами. За прошедшие годы, мною не раз принимались решения самого миролюбивого свойства, позволяющие им протянуть нам руку дружбы, но что Германия видела в ответ? Агрессию, агрессию и агрессию. Довольно терпеть