Итак, продолжим. Лекций тягость
Узнал я с самых первых дней;
Четыре «пары» мне не радость,
И стану ль я от них умней?
За узкой длинною скамейкой
Весьма растерянный сижу,
Не так, как в школе, учат крепко,
Восьмой уж час пишу, пишу!
Мой лоб трещит, Бабанский9 шутит,
С издёвкой пошлой, самодур,
Всегда надменен, зол и хмур,
Он только чистое всё мутит,
И мнит, что очень уж премудр.
Грешил он термином не русским,
Ломал «коллоквиум»10 язык,
Хоть не привык я к шорам узким,
К латыни тоже не привык.
Его за кафедрой представьте,
Он так на циника похож –
Иной мне скажет – это ложь.
Ну, что ж, тогда припоминайте,
Как уважал он наше племя,
Давал советы: «Дуй домой!»,
На поученья тратил время,
И как «отличников» толпой,
Он «чтил» на кафедре порой,
Чтоб нас, неопытных, унизить,
Характер юный поломать,
Час отчисления приблизить,
И чтоб глупцами показать.
А что наука нам его,
Она лишь химия всего!
И что же химия? Нам, грешным,
Важней другие из наук,
И шли мы к истинам чудесным
В расчётах прочности без мук,
И нас никто не унижал,
А Колотушкин11 уважал.
Но всё ж я химию, ребята,
Всегда достаточно ценил,
В ней Менделеев нам открыл
Закон всемирный. Как богата
Была у гения душа,
Скажу, нисколько не греша.
Он чай любил (и чай китайский),
В досуге делал чемодан,
Хоть был учёнейшей закваски,
В науке царственный титан.
Он даже, как-то я прочёл,
Толстого в недруги зачёл,
Поскольку в музах граф витал,
Науки дух не понимал.
Познанье истины Толстому
Казалось бредом; он всегда
Шутил над немцем и по-злому –
Извечна русская беда.
Но будем всё же мы стараться
Познать, что, кажется, нельзя,
И будем вечно приближаться
К великой истине, друзья!
«На то студенты и нужны,
Чтоб мир вести к границам новым», –
Так думал я…Наук покровы,
Хотя порой весьма суровы,
Мне были дивны и важны.
* * *
Опять отвлёкся я, читатель!
Бреду, задумавшись, один.
Я будто лиры соискатель,
А ты ценитель-отражатель,
Мой благосклонный господин.
Итак, термех сейчас читают,
Она понятна мне, мой друг,
И лишь порою поражает
Своими таинствами вдруг.
Конечно, шире, чем нам в школе,
Учитель раньше преподнёс,
Хотя я в школе был в неволе,
А здесь свободен. И вопрос
Моей свободы мне занятен
И, даже, кажется, приятен;
Семестр можно не учить,
Потом