Короткопалая пятерня поднимается и опускается после каждой фразы.
Я забираюсь на нары и оттуда наблюдаю за спорящими.
– Ты, Николай, зря шумишь, – говорит один из сидящих, хмурый и длинный. – Что мы знаем? Ничего не знаем.
– А по мне, – басит третий, с распухшим лицом, – попала птаха в дерьмо – не чиликай.
– То есть как это не знаем? – Лупоглазый от злости бледнеет. – А какие же тебе нужны еще особые знания?
– Ну, в масштабах-то государства. Не везде же было так.
– Везде, везде, везде! – опять сечет воздух пятерня.
– Ты что, посажен был? – интересуется распухший.
– Я – нет.
– А я был, восемь месяцев под следствием находился. Всего повидал и испытал, туды твою мать. У меня поболее твоего оснований для обид. Понятно тебе? – басит распухший. – Но я русский. Русский – разумеешь ты это или нет?
– А я не русский?
Хмурый еще сильнее хмурится.
– Ничегошеньки мы не знаем, Николай. Решительно ничего!
– А ну вас! – Лупоглазый с шумом встает. – Поглядим, что вы запоете через месяц, когда германская армия дойдет до Урала.
Хмурый и распухший умолкают и будто сжимаются.
– Эх, шкура! – бормочет рядом со мной человек с худым, суровым лицом. Он, кажется, бывший комбат, старший лейтенант.
Дня через два Носов украдкой показывает мне немецкую сводку. «Верховное командование („Das Oberkommando“) сообщает…» – читаю я первые слова, отпечатанные жирным шрифтом.
В это время к нам быстро подходит Николай.
– Что они пишут? – В меня вперяются пустые, оловянные глаза. – Ты знаешь немецкий?
– А что тебе надо?
– Вот дурак! – Лупоглазый мотает головой. – Кабы я знал язык, я бы часа не пробыл тут, за проволокой.
Мне хочется съездить ему по морде, но Носов придерживает меня за рукав.
2
Снова везут. Жара, духота. Вагонное оконце оплетено колючкой. Мы сидим и лежим на подпрыгивающем полу, дремлем, чешемся, ругаемся, слушаем, как грохочут сапогами конвоиры, перебегающие по крыше с вагона на вагон, вновь дремлем – и вот Борисов…
Перед входом в лагерь нас встречает комендант, полный, с мягкими округлыми движениями гауптман.
– Мне нужен переводчик… Кто из вас понимает по-немецки?
– А вот, вот у нас есть, молоденький, вот. – Николай суетливо, с заискивающей улыбкой показывает на меня. Вопрос коменданта, заданный по-немецки, он уразумел, а ответить, беда, может только по-русски. – Вот, этот вот, молоденький…
Комендант, розовый, благоухающий, приближается ко мне.
– Вы говорите по-немецки?
– Очень плохо (sehr schlecht).
– Вы понимаете то, что я вас сейчас спрашиваю?
– Да.
– Желаете быть моим переводчиком?
– Нет… Я плохо владею языком.
– Но вы