– Да подавись ты своей трещиной, биологическая мать. Мы не предполагаем иметь такого злобного члена семьи, как ты. —
И – ушли. Тиликва осталась одна. «В чём я была неправа? – думала она. – Надо было уйти, чтобы эти здоровяки развлекались в моём жилище?.. Может, быть, может быть… Видать, время такое настало… Почему дети бывают такими жестокими и душевно тупыми?.. В кого они, в отца?..»
Тиликва часто плакала. Плач не помогал, наоборот, ещё хуже на душе становилось. А от горя как-то нужно было отделываться, иначе жить как?.. И Тиликва отдалась молитвам.
У ящериц, как и у прочих живых существ, есть свой бог. Ящеречный бог душевную боль Тиликвы то ли отказался утишать, то ли просто не мог. И по наитию Тиликва обратилась тогда к великому Непостижимому… Что такое? – Да Его все знают, кроме людей. Потому что для познания Всевышнего люди слишком умны. И воображение у них богатое…
Все два года между рождением детей и второй беременностью Тиликва упорно молилась. Стыд перед подругами отпустил её. И Тиликва теперь по-прежнему грелась на своём выступе. И, как и раньше, я и Томас духовно общались с ней… Чувствуя величие внутреннего молитвенного покоя Тиликвы, Томас робко и счастливо улыбался ей. Если бы ящерицы могли улыбаться, то Тиликва, конечно же, отвечала бы улыбкой Томасу…
Однако благодати продлиться долго было не суждено, как и всему на Земле. Жизнь есть жизнь. Мы не знаем, чтó не так, гдé мы оступились и оступились ли вообще. А только по воле Предвечного всё вдруг меняется до неузнаваемости, даже, может быть, разом. И никакая тут молитвенность не спасает.
…Вдруг нова объявился Синеязыкий. Нутром ли чувствовал, что Тиликве пора настала беременеть, или как? – Кто знает, а только явился он в один прекрасный вечер, высунул язык свой завлекательный и стал прощения нудить.
Тиликва плакала. Она действительно любила этого подонка, в смысле его бессмертную душу. И молчала. Потому что объяснить мерзавцу, что он дерьмо, невозможно. Подонок в собственных глазах всегда хороший и правильный, бывает, даже поучатель человечества…
Да, это было любимое существо, но оно пришло из какого-то параллельного мира. И обладало неведомой ей моралью…
Пока гад пресмыкался перед ней, Тиликва не столько слушала, сколько пыталась понять его как ящера, в смысле, как мужчину. И вдруг подобно зарнице блеснула догадка: мораль Синеязыкого состояла в отсутствии морали. «Он же чувственно туп. Это не ящер, это жестокий безумец, а потому и дети его – выродки».
Тиликва почувствовала, что она потеряла не только духовную опору, не только веру в жизнь, но и что само основание её трещины будто покачнулось… Она потеряла сознание…
Когда среди ночи Тиликва пришла в себя, поняла, что изнасилована. Но её это не огорчило. Потому что хуже духовного изнасилования, которое она пережила