– Зачем ты так, Женя, – обиделась Ганецкая. – Я тебя хотела в гости пригласить. Думала, посидим, водочки выпьем. Поплачем вместе.
– Поплачем?! – изумилась я. – Ты меня с кем-то спутала. И кстати, перестань называть меня Женькой. Значит, так. Давай разъясним все раз и навсегда. Я на тебя зла не держу. И горю твоему сочувствую. Знаю, как много Кирилл для тебя значил. Но сегодняшней церемонии мне хватило. Это все. Больше я с вашей семейкой дела иметь не намерена. Не звони мне никогда. Всех благ.
И я прервала связь.
«Джама-а-а-айка!!!»
Я схватила телефон, пылая праведным гневом. Так, если это Ника, сейчас она у меня получит!
– Слышь, подруга, помоги. Трубы горят, – доверительно сообщил мне прокуренный мужской голос.
С минуту я сидела, моргая и пытаясь сообразить, кто бы это мог быть. Мой собеседник никуда не торопился, терпеливо ожидая ответа. Наконец я догадалась:
– Коваль, ты?
– Привет! – Я прямо-таки видела небритую физиономию, расплывшуюся в довольной ухмылке. – Узнала, да?
– Узнала, – вдохнула я. – Чего тебе, Сергей?
– Так это… ты ж знаешь. Приезжай, а?
– Слушай, Сергей, давай завтра утром, а? У меня был тяжелый день, – честно призналась я.
Мой собеседник немного покряхтел. Совесть боролась в нем с желанием выпить. Наконец второе победило – как обычно.
– Не могу я ждать, – виновато произнес Коваль. – Трубы горят. Не дожить мне до утра.
Чего я не выношу – это когда мной пытаются манипулировать. В «Сигме» меня напрочь отучили испытывать жалость к себе самой. Вот перед тобой задача. А ты – инструмент для ее выполнения. Умри, но сделай.
Конечно, окружающих я жалею – я же не какой-то социопат. Дети, старики… а Коваль, пожалуй, достоин жалости ничуть не меньше. Но он же мужик! Как можно так опускаться!
К тому же Сергею требуется вовсе не медицинская помощь. Ему просто хочется выпить. И то, что он хронический алкоголик, дела не меняет.
– Да пошел ты! – в сердцах сказала я. – Доживешь, никуда не денешься. Дождешься меня как миленький. Приеду к восьми. Чао.
Я швырнула телефон на кровать и подошла к окну. «Вика, я тебя люблю!!!» – дурацкая надпись горела в темноте. Видимо, флуоресцентная краска. Да что же это такое?! Я задернула штору и уставилась на телефон. Давай, звони… Но трубка молчала.
Я вздохнула и начала одеваться. Джинсы, старый свитер, куртка для загородных пикников. Все равно одежду придется стирать. В берлоге Коваля такой запах, что им моментально пропитывается вся одежда. Ничего, выстираю.
Когда я обувалась, из своей комнаты выглянула Мила:
– Женечка, ты куда? Уже так поздно…
– Ой, ладно, – с досадой огрызнулась я, – всего