– Есть… Алёсыка, спускайси!
Если раньше он очень ждал этих слов, то сейчас был просто не готов к этому. Веревка вдруг ослабла, тяжесть куда-то исчезла, а он, без сил прислонился к камням пещеры. Отяжелевшие руки упали рядом…
– Алёсыка… Отеса живой! Давай, спусыкайси…
Слова Николашки, донёсшиеся откуда-то из далёкого основания горы, раньше бы его очень обрадовали, но сейчас сил на спуск уже не было.
– Иду… – прохрипел он, удивляясь сам себе. Непонятно откуда взявшиеся силы, вдруг подняли усталое тело и изорванные в кровь руки ухватились за верёвку. Казалось, он раздвоился: один Алёшка, большой и усталый, остался там, наверху и не хотел спускаться. Однако другой, невидимый и непонятный своей настойчивостью заставлял его шаг за шагом спускаться вниз, не обращая внимания на болящие и кровоточащие раны… Каким-то чутьём Алёшка вдруг понял: этот второй теперь в его жизни самый главный!
Когда ноги его коснулись земли, он, шатаясь от усталости, подошёл к отцу, над которым хлопотал довольный Николашка.
– Алёсыка… Моя тута… лядом… Отеса нада туда! – Николашка уже срубил две небольшие сосны и сооружал из них транспорт для Михаила.
Алёшка кивнул и как автомат выдернул верёвку из вбитых кольев и крючьев.
Скоро Алёшка, ведя свою лошадь с отцом, лежащим на слегах из сосны, шёл за Николашкой, который вёл их в свой аул на Мане. Периодически они останавливались, чтобы посмотреть самочувствие Михаила: тот по-прежнему был без сознания.
6.
Михаил очнулся и застонал от боли в боку. Всё тело было словно заковано во что-то твёрдое. Вдруг прямо перед ним появилось, словно в тумане, лицо сына.
– А-а-лё-ш-ка-а-а… – прошептал он, видя, как улыбается ему сын. И боль сменилась непонятной радостью. Глаза сами собой закрылись: темнота сменилась светом…
Когда второй раз он открыл глаза, рядом с ним сидела девочка-подросток и внимательно смотрела на него. В горле у Михаила было так сухо, что он закашлялся. Каждое шевеление немедленно отдавалось болью во всём теле. Он невольно облизал засохшие губы. Однако девочка заметила его невольное движение и тут же поднесла тёплую терпкую жидкость к губам, потихоньку вливая её в его полуоткрытый рот. От разлившегося по телу тепла Михаилу снова захотелось спать. Закрывая ставшие тяжелыми глаза, он всё же успел услышать девичий голос. – Алёсыка, отеса озыла…
Теперь, каждый раз открывая глаза, он видел эту черноволосую девочку с косичками, которая тут же поила его вкусной и ароматной жидкостью, вливающую силы в его ослабший организм. Однажды, набравшись сил, он прошептал. – Алёшка…
– Алёсыка… ехать домой… сказать… отеса зывая! – произнесла она, прикладывая в очередной раз к губам чашку с животворным отваром. – Скола плиехать…
– Где я? Как … я… тут… – он хотел сказать «оказался», но сил ещё было мало.
– Алёсыка…