Я потянулся к трубе и, обхватив ее коленками, повис. Она выдержала.
Медленно, метр за метром я опустился на каменные плиты двора.
Никого.
Канатная встретила такой же чернильной тьмой. Ни одного освещенного окна, ни одного фонаря, ни одной звезды в небе.
И ни одного патрульного.
Четыре дома, шесть подъездов я прошел, прижимаясь к стене. У груды битых кирпичей на мостовой по-пластунски переполз на угол бывшей улицы Бебеля – румынское название ее я забыл. Подъезд был открыт, обе двери его кто-то давно снял на растопку. Беззвучно, как кошка на охоте, я добрался до чердака. Он был заколочен, но я знал, что гвозди фальшивые – одни ржавые шляпки, и рванул дверь на себя. Она открылась со зловещим уханьем… Я так и замер в ожидании тревоги. Но тревоги не было; дырку чердака, засыпанную соломой, нашел без труда и нырнул в знакомый чуланчик, громыхнув некстати подставленным стулом.
В дверь чуланчика тотчас же просунулась Галка в белой ночной рубашке – я только эту рубашку и видел, но Галка почему-то сразу разглядела меня.
– Ты?
– Я.
– Что-нибудь случилось?
– Да.
– Погоди минутку, я оденусь.
Я постоял в двери, потом шагнул в комнату, освещенную огарком свечи.
Галка была уже в халатике и поправляла сбившиеся на лоб волосы.
– Провал, – сказал я и сел к столу.
Галка закрыла рот рукой, чтобы не вскрикнуть.
– Седой?
– Пока только я.
И я рассказал Галке о разговоре в гестапо.
– Надо тебе бежать. И немедленно.
– Куда и как?
– У тебя же есть ночной типографский пропуск.
– Пропуск отобрали в гестапо.
– Попробуй тем же путем вернуться домой. Я предупрежу товарищей.
– О том, что я прокаженный? Не поможет. Пауль заберет всех моих школьных друзей. Для профилактики. Первой будешь ты.
– Я скроюсь. Других предупредим. Важно дождаться возвращения Седого. Что-нибудь придумает.
– У нас нет времени.
– Что же ты предлагаешь?
– Уничтожить Павла. Пострадаю только я.
– Чему поможет это самопожертвование?
– Подполью.
Галка задумалась. В свете огарка ее лицо казалось серым, как асфальт.
– Есть выход. Я разбужу Тимчука. Ты знаешь, ему нужно постучать в стенку с лестницы. Спит чутко.
Через десять минут явился Тимчук, заспанный, но одетый и с автоматом через плечо.
– У нас добрых три годыны, – сказал, выслушав. – Выведу вас как арестованных без ночных пропусков, вроде бы в комендатуру, а на самом деле к Кривобалковским катакомбам. Вход знаю.
– А патруль?
– Прошмыгнем. Если не поверят, кончим. Больше двух человек не ходят. Ты одного, я другого. – Он протянул мне новенький «вальтер». – Стреляй в упор,