– Хорошо, – согласилась Мирра, признаться, она совсем не поняла, кем был ее новый знакомый, но чувствовала его доброе сердце. – Ты уж постарайся задержаться со мной, и не слушай своего Мракнесущего.
Лазарь понимал, что ребёнок боится остаться один в этих мрачных развалинах, пусть и довольно живописных, не представляет своей жизни без руководства и помощи взрослого и поспешил согласиться пожить здесь, тем более что особо спешить ему было некуда. Центральный университет Империи давал кров старику, только на срок работы. На свой дом накопить средств не получилось. Семьи ученый не завел, предпочитая личным отношениям науку, обращаться с маленькими девочками не умел, потому как все студенты, обучавшиеся некогда у него на курсе, были значительно старше пяти-шести лет. Но Лазарь дал себе слово поладить со своей нечаянной знакомкой. Малышка могла бы быть его внучкой, если бы в свое время он взял в жены дочку родительских приятелей, запомнившуюся ему своими зеленовато-карими глазами и веселым смехом. Глаза Мирры так же отливали зеленью, но другого, более яркого и чистого тона.
Интересно, какой внешностью обладала покойница?
Видимо, последний вопрос Лазарь задал вслух, потому что девочка сначала уставилась на него, а потом принялась довольно подробно описывать внешность матери. Что ж, все было вполне предсказуемым: смуглая кожа, карие глаза, темные волосы, худощавая фигура. Ребенок ничего не взял от нее, если, разумеется, женщина не удочерила когда-то малышку, чего Лазарь не мог ни исключить, ни проверить.
– Скажи, а мама никогда не превращалась в кого-нибудь? – осторожно поинтересовался старик.
– Нет, – с тяжелым вздохом ответила Мирра. – Она всегда была только самой собой. А теперь вот стала ворохом блесток. Наверное, все ее жизненные искорки каменели, когда мама отдавала их заболевшим людям.
У Лазаря была своя версия произошедшего: просто порою после драконов оставались именно такие останки – но маленькой девочке знать этого не стоило, ее версия являлась более поэтичной и подходящей по возрасту.
Поскольку хоронить оказалось особо нечего, старый и малый, не сговариваясь между собой, собрали все чешуйки до одной в подобранный специально для этих целей большой кувшин с крышкой, и поставили эту своеобразную урну с прахом в одну из многочисленных ниш в длинном коридоре. Тихая печаль навеки поселилась в сердце ребенка. Впрочем, девочка ничем не выдавала ее: ни истериками, ни капризами, ни нечаянными слезами. Плакала ее душа, но ведь этого никто не мог увидеть.
В первый сезон своего проживания в замке Лазарь проявил досель дремавшие в нем строительную и хозяйственную жилки: он укрепил своды, расчистил особо опасные завалы и даже добрался до закрытых ранее помещений. Особенно порадовала его библиотека, полная книг, зачастую, конечно, порядком испорченных сыростью и грызунами, но все-таки достаточно богатая для этих развалин. К сожалению, никакая из найденных рукописей не проливала свет на Клотту Эраджаль, или ее