– Как и его автор.
– Спасибо. Выпьем после работы?
– Ага.
– Заскочу за тобой на «клопе».
– Как мило.
Дальше я работал, то и дело отвлекаясь на мысли о предстоящем вечером свидании и яркие воспоминания о ее «О! О!». Этого было достаточно, чтобы я раз за разом смотрел на часы и гадал, как пройдет эта ночь, проверял расписание приливов и размышлял о том, каково будет на реке после заката в мелвилловской атмосфере ночи, в атмосфере загадочности среди лунного света.
Мой ИМС для Нью-Йорка действительно немного опустился после новостей об обрушении в Челси, но вскоре стабилизировался и уже даже карабкался вверх. Вот уж в самом деле чувствительный инструмент. И сам индекс, и его производные, которые мы придумали в «УотерПрайс», росли самым приятным образом. Нашему успеху способствовало то, что непрерывное количественное смягчение, которое наблюдалось со времен Второго толчка и имело панический характер, влило туда больше денег, чем на рынке было хороших бумаг. По сути, это означало, что инвесторы были, давайте называть вещи своими именами, чересчур богаты. Следовательно, нужно было придумать новые возможности для инвестирования, и их придумали. Спрос рождает предложение.
Как мы выяснили, изобретать новые производные было несложно – наводнения в самом деле оказались примером созидательного разрушения, а это неотъемлемое понятие для капитализма. Я утверждаю, будто наводнения, крупнейшая катастрофа в истории человечества, по своей разрушительной силе не уступающая войнам XX века, на самом деле были полезны для капитализма. Да, я это утверждаю.
Таким образом, с межприливной зоной разобраться было сложнее, чем с полностью затопленной, каким бы контринтуитивным это высказывание ни казалось жителю Денвера, который мог бы предположить, что чем глубже вас затопило, тем вы стали мертвее. Как бы не так! Межприливье – ни рыба ни мясо, оно дважды в день бывает сухим и дважды мокрым, порождает проблемы со здоровьем и безопасностью, которые зачастую несут катастрофические, а то и смертельные последствия. И что еще хуже, здесь возникают правовые трудности.
Устоявшееся право, восходящее к Римскому, вернее к Юстиниановскому кодексу, оказалось удивительно четким в отношении статуса межприливья. Это даже дико читать, будто предсказание из Древнего Рима:
Предметы, пользование которыми доступно всем, следующие: воздух и проточная вода, море и морские берега. Поэтому никому не возбраняется подойти к морскому берегу. Морской берег считается до того места, до которого достигает наибольший осенний разлив. Общее пользование морскими берегами основывается на законах общенародного права, равно как и пользование самими морями. Посему всякий вправе построить на морском берегу хижину, где он может укрыться. Морские берега не составляют ничьей частной собственности и рассматриваются как объекты того права, какого будут и море, и все то, что находится под водой и сушей[47].
Большинство стран Европы и Америки до сих пор следуют римскому праву в этом отношении и своими ранними решениями после Первого толчка постановили, что новая межприливная зона –