– Это прибавит нам около 180 километров в час, – сообщила Амелия будущим зрителям, – что здорово, пусть и продлится всего несколько часов. Потому что местные, как мне кажется, начинают немного волноваться.
Последнее она проговорила с привычной гримасой, выражавшей терпимое огорчение: изогнув брови и вытаращив глаза, как Люсиль Болл[43]. Это всегда хорошо смотрелось. Летающие камеры, что сновали вокруг, добавляли к этому эффект «рыбьего глаза».
Медведи должны были перейти в зимний режим – не гибернацию, а скорее состояние, в котором они становились своего рода зомби-медведями, как выразился один из сотрудников программы в Черчилле. Но, судя по звукам, что слышала Амелия, никуда они не переходили. С кормы доносился глухой, будоражащий рев, похожий на львиный, и вой, словно издаваемый собакой Баскервилей.
– Медведи недовольны? – спросила она. – Они видят бурю из окна? Может, голодные? Кажется, они сильно расстроены!
Затем их затянул Гарольд, и почти десять минут стоял такой шум, что расслышать что-либо было невозможно. Их хорошенько затрясло, и жаловались ли на это медведи, сказать было нельзя, потому что ничего не было слышно. Но у Амелии внутри все завибрировало так, будто она была барабанной тарелкой, висевшей рядом с другой, по которой отчаянно стучали. Поэтому и медведям, скорее всего, это не нравилось.
– Держитесь, ребятки! – громко объявила Амелия. – Потерпите, пока мы не наберем скорость, будет громко. Конечно, вряд ли нашему ускорению что-то препятствует – мы же не на корабле в океане. Я сама не сразу к этому привыкла, но здесь мы, по сути, летим со скоростью ветра – он не проносится мимо, как было бы с кораблем или даже с самолетом. Если мы выключим турбины, нас просто унесет туда, куда он будет дуть. Так что мы можем безопасно заходить в ураганы. Просто летим по течению, медленно или быстро – нам без разницы. Верно, Франс?
Хотя на этот раз их трясло неслабо. Когда вихрь взаимодействовал с более медленным воздухом, окружающим его, образовывалась турбулентность. Как только они войдут в ураган чуть дальше, как уже не в первый раз объясняла Амелия, станет полегче. Но и тогда тряска не прекратилась бы; в урагане их окружали облака, и плотные, а облака были как расплывчатое озеро, с некоторой зыбью, создаваемой переменным распределением капель воды. Поэтому, когда их уносило с ветром, они находились в глубине облаков, а мелкое дрожание вместе с резкими нырками и толчками придавало ощущение скорости даже при том, что увидеть они ничего не могли.
– Эта тряска происходит из-за ламинарного потока, – рассказывала Амелия. – Само облако дребезжит!
Хотя нельзя было исключать, что это дребезжит дирижабль – что у него изгибался аэрогелевый каркас. Амелия точно знала, что обычно внутри облаков, даже при урагане, трясло меньше. Они не сопротивлялись ветру, не пытались выбраться из циклона – они оседлали течение,