Наслаждаясь жизнью в маленьком раю Ильинском, Элла охотно участвовала во всех увеселениях, шалостях, балах, катаниях, спектаклях, праздниках, горелках, спортивных играх, кошках-мышках, прятках, пикниках и всех остальных развлечениях праздности. «Цветы, любовь, деревня, праздность, поля – я предан им душой!» – восклицал Пушкин в «Евгении Онегине». После отъезда Кости продолжались спектакли и представления. 29 сентября Сергей написал дорогому брату: «Если бы ты знал, какая для меня радость, что ты так хорошо чувствовал себя у нас… Немало к этому способствует и жена моя… Пусто сделалось без вас. Но наше французское представление сошло отлично и что было идеально – это живые картины, где жена позировала в виде малороссийской девушки и в виде Гретхен – последнее было до того хорошо, что и выразить трудно! Сегодня утром встаю – и о, сюрприз! – все покрыто снегом и дивно хорошо».
Но не только развлечения и живые картины составляли их житье-бытье в первое лето и осень в Ильинском. Тогда же Элла решила произвести осмотр окрестных деревень и почти ежедневно отправлялась в поход вместе со своей учительницей русского языка. Пользуясь ей как переводчицей, беседовала с крестьянами и крестьянками, расспрашивала о бедах и нуждах. Потом она сообщала мужу то о недостаточном медицинском обслуживании, то о погорельцах, то о несчастных, у которых произошел падеж скота. И Сергей выписывал врачей для постоянной работы в округе, помогал погорельцам заново отстроиться, покупал новую скотину.
Иной раз он даже сердился, видя, что жена пытается все больше и больше вникать в хозяйственные дела. Он считал, что должен один управлять имением. Бывал и очень суров. Дочь герцога Альфреда Эдинбургского Мисси, будущая королева Румынии Мария, однажды, еще в детском возрасте гостившая в Ильинском, вспоминала: «В отличие от троих старших братьев, огромного роста, широкоплечих и плотных, дядя Серж был высок и строен, как рождественская ель. И хотя мы считали его самым страшным из дядей, любили больше всех – вероятно, тут сыграло роль исключительное очарование его жены, но, как бы то ни было, дядя Серж много значил для нас… Он был суров, внушал трепет, но детей любил, а своих ему иметь не довелось. Он не спускал нам никаких проступков, ругал – но при первой возможности приходил к нашему купанью (а этого мы так ждали от взрослых) и укладывал нас спать, и целовал на ночь. Сухой, нервный, скупой на слова, нетерпеливый, он в отличие от старших братьев не лучился беспечным