Европейские монархи всегда кичились близким родством друг с другом, стремились создать некий единый монархический дом Европы. Это же родство стало для них проклятием.
К середине XIX столетия гемофилия была изучена и описана, хотя не имела четких объяснений о своем происхождении. Ее могли диагностировать, но не умели лечить. В семье королевы Виктории гром грянул с появлением на свет младшего сына Леопольда, после чего гемофилию нередко стали называть «викторианской болезнью». Дальнейшие многолетние исследования, продолжающиеся по сию пору, приводят к выводу, что либо «испорченный» ген путем мутации появился у самой Виктории, либо королева появилась на свет путем некоего тайного кровосмешения. Ни то ни другое, пока не доказано. Вероятность мутации определяется учеными как один из 25 тысяч. Стало быть, кровосмешение в 25 тысяч раз вероятнее, особенно если учитывать распутные нравы в Англии до наступления викторианской эры.
Как бы то ни было, первой наиболее известной в истории носительницей гемофилии является королева Виктория. И в королевской семье знали об опасности передачи болезни через женщин мужчинам, но это являлось государственной тайной. Возможно, и отец Эллы не знал о страшной угрозе. А может, и Алиса не знала. Или оба знали, но думали, что их минует чаша сия. К тому же, у старшего сына Эрни никаких признаков страшной болезни не проявлялось. Но чаша скорби не миновала их.
Вся семья пережила тяжелейшее потрясение, когда маленький и хорошенький мальчик так внезапно и быстро угас, возможно, расплатившись за грехи своих предков, многое себе позволявших до того, как на трон Англии взошла основательница викторианства. В память о бедном Фритти мать заказала витраж с изображениями евангельских сюжетов. Первый, Мадонна с Младенцем, показывал радость материнства, второй, Оплакивание Христа, горечь преждевременной утраты сына. Витраж был вставлен вместо стекла в том самом окне, откуда Фритти выпал. Надпись над витражом гласила: «Not lost, but gone before» – «Не умер, но раньше времени ушел». Кроме безутешной матери такое постоянное напоминание о семейной трагедии мало кому нравилось, и когда повзрослевший наследник Эрнст сделался великим герцогом, он велел заменить скорбный витраж на обычное стекло.
Думается, с этой смертью окончилось детство Эллы, которой в тот год исполнилось девять лет. На фотографиях 1875 года мы видим ее, одиннадцатилетнюю, с глазами, в которых отразились скорби. И можно подумать, что перед нами девушка лет двадцати.
После ужасной кончины Фритти стали портиться отношения между отцом и матерью. Правда,